Сотворение брони

Основы конструкции танка Т-34 заложил и разработал Михаил Ильич Кошкин. Он организовал коллектив молодых конструкторов, постоянно учил их не бояться трудностей, которых. бывает всегда немало при решении сложных задач. Этому замечательному конструктору мы в первую очередь обязаны появлением такого совершенно нового типа танка; каким является Т-34.

В борьбе за создание Т-34 ближайшими помощниками М. И. Кошкина были конструкторы Н. А. Кучеренко, М. И. Таршинов, А. А. Малоштанов, М. А. Набутовский, Я. И. Баран, В. Г. Матюхин, П. П. Васильев, Б. А. Черняк, А. Я. Митник, В. Я. Курасов, А. С. Бондаренко, В. К. Байдаков, А. И. Шпайхлер, Г. П. Фомепко, М. Б. Шварцбург.

Опыт создания танка Т-34 показал, что советские инженеры способны решать самые сложные задачи.

Морозов А. Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии.

Трудовой подвиг советских танкостроителей. М.: Профиздат, 1946, с. 33, 36.

УРАЛЬСКАЯ ТРИДЦАТЬЧЕТВЕРКА

В сборочном цехе бурлило людское море. Посередине застыл броневой остов танка, на который поднялись нарком Малышев, директор завода Максарев, академик Патон, парторг Центрального Комитета партии Скачков и медник Захаров с Красным знаменем.

На башне машины белели два слова: «МИХАИЛ КОШКИН».

Внизу, у передка танка, стоял одетый в меховую куртку, унты и танкошлем механик-испытатель Игорь Мальгин, прибывший по требованию наркома с Уралмаша. Трое суток, дни и ночи, испытывал он эту первую уральскую тридцатьчетверку. Заводского танкодрома еще не успели оборудовать, и Игорь выискивал препятствия, потяжелее узаконенных, - ямы и овраги, лесные и каменные завалы, - гоняя по ним машину на всех скоростях, мыслимых и немыслимых.

В один из таких дней Александр Александрович Морозов нагнал Игоря на вездеходе у кромки оврага.

- Бесчинствуешь, Мальгин! - раскричался главный конструктор. - Искалечишь машину!

- Не даст она себя искалечить, - ответил Игорь. - Эта «уралочка» все одолеет. Испытания выдержала нельзя лучше. Докладываю об этом, Александр Александрович, с удовольствием.

…Вернувшись на рассвете с заключительного пробега, Игорь услышал, что предложение кадровых рабочих и конструкторов бывшего Южного завода о присвоении первому уральскому танку имени Михаила Кошкина одобрено коллективами всех цехов и отделов. Едва он остановил машину в главном корпусе и вышел из нее, как появился Остап Вирозуб в фартуке, с малярной кистью и ведерцем белил. Встав на перекладину железной лесенки, Остап начал выводить на башне имя творца Т-34.

До последних дней о Михаиле Ильиче знали одни танкостроители юга и Ленинграда. Теперь о нем узнали уральцы, москвичи, киевляне, слившиеся в семью Уральского танкового завода и собравшиеся на стыке смен под крышей главного корпуса.

Огромный цех вместил тысячи людей. В будки крановщиков и на уцелевшие от былого конвейера широкие колонны забрались мальчишки-сорвиголовы - не торчать же им, малорослым, в толчее, за спинами взрослых, в этот первый за пять месяцев войны праздничный на заводе день. Пусть матерый, под сорок градусов, мороз, влетая в калитки вместе с запоздавшими, продирает сквозь дохлые фуфайки, ватные штаны и валенки, сводит пальцы рук и ног - ничего, от этого не помирают. Зато им с высоты прекрасно видна броневая «уралочка», отправляющаяся на фронт. Им бы с ней! Да разве кто отпустит их, танкостроителей?…

Открыв митинг, парторг предоставил слово Малышеву. Тот руками в кожаных перчатках оперся о башню танка, взглянул на ребят под потолком, на людское море внизу, ожидающее речи наркома. Но ожидание затянулось. Малышеву будто что-то мешало разжать губы, произнести подходящие для долгожданного события слова.

Нетерпеливым мальчишкам на птичьей высоте странным показалось и молчание наркома, и то, что ему словно бы зябко в дубленом полушубке, в добротных бурках, армейской шапке-ушанке со звездочкой - разве бывает холодно в такой одежде?

А Малышеву было зябко не от мороза - от нахлынувших вдруг воспоминаний о совсем недавнем…

В середине ноября двинулись на Москву 13 танковых, 7 моторизованных и 31 пехотная дивизия немцев. После жестоких боев в октябре в наших батальонах, а нередко и в полках оставалось по 3 - 5 танков. Жуков просил у Ставки хотя бы около двухсот танков, а Сталин вынужден был отказать - негде было взять такое количество машин.

С октября Ставка Верховного Главнокомандования учитывала каждую новую тридцатьчетверку, решая, какому фронту направить сколько машин с единственного оставшегося неэвакуированным танкового цеха Сталинградского тракторного. А в конце ноября положение стало еще сложнее. Начальник Генштаба докладывал Государственному Комитету Обороны, что, хотя немецкие дивизии за десять дней боев потеряли не меньше половины своих танков, преимущество в броневых силах они все еще сохраняют.