Сотворение брони

Когда первая в мире тяжеловесная плавка в двести сорок пять тонн была благополучно выпущена и разлита в изложницы, рабочие узнали еще об одной победе - вся смена перевыполнила план.

По цеху шли рядом сталевар и нарком.

- Растем, Алеша, как растем! - приговаривал Серго, похлопывая Горнова по крутым плечам.

Пригласив его в «линкольн», чтобы довезти домой, сел рядом на заднем сиденье, тронул ладонью колено парня:

- Знаю многих искусных сталеваров - и каждый со своей особинкой у мартена. А ты, Леша, когда успел навостриться, изюминку свою поймать?

- Сызмала к мартену бегал, в Белорецке, Аврутину-соседу сталеварить мешал. Когда сюда переехали, он подручным к себе взял. Задержался, правда, в помощниках…

- На старых заводах стояли подручными и по двадцать лет, иные - и всю жизнь, а тебе, юноше, полная самостоятельность - не шутка! Такого сталевара, как ты, видел еще в Мариуполе - Макар Мазай, слышал, может? Орел-парень, броневую сталь и ту плавить научился.

- Наверно, на малых печах с «кислым» подом?… На них броневую сварить - хитрость не великая. Чтобы броневая получилась, надо только верные порции добавок давать: хрома или молибдена, ванадия или никеля…

- О-о, да ты гораздо ученей, чем я думал! - удивился Серго. - Откуда все это знаешь?

- Интерес появился на танковой службе: что броня? как броня? - ответил Горнов наркому. - А тут уму-разуму учит на курсах светлая голова, Владимир Сергеевич, сменный наш инженер. Работал до института где-то в Донбассе. Должно быть, и сам варил сталь для броневых листов, потому что уж очень здорово в этом разбирается. Хочу с ним поговорить, нельзя ли попробовать броневую на большегрузных, может, какой толк и получится. Вот если б удалось с Бардиным, академиком, посоветоваться - это, говорят, голова!

- Я позвоню Ивану Павловичу. Хочешь, письмо могу передать.

- Не нужно, товарищ нарком! Не готов я еще к такому, обдумать все надо.

- Думай, Алеша! Всем нам думать над этим нужно. Скоро, совсем скоро много броневой стали понадобится,

4

В кабинете директора Харингтон бывал часто - на технических совещаниях, на деловых встречах иностранных специалистов с руководителями завода и стройки. Места за широким письменным столом обычно занимали директор и его заместители, за длинным столом и вдоль стен - инженеры и техники. Соблюдали субординацию и в обсуждении: начальство выступало с докладами, давало указания; подчиненные слушали и довольно редко высказывались.

На этот раз привычные нормы были сломлены.

Серго, директор и секретарь парткома встречали пришедших у дверей. Серго пожимал руку рабочим, мастерам, инженерам, многих называл по имени-отчеству, словно пробыл с ними не пять дней, а по меньшей мере пять лет.

Когда Харингтон показался на пороге, Серго попросил извинения у рабочих, с которыми разговаривал, поприветствовал американца и усадил его возле тучного седоватого мужчины.

- Мне кажется, вам приятно будет соседство главного инженера, мистер Харингтон.

- О да, мистер Орджоникидзе.

Американец окинул быстрым взглядом просторный кабинет с высокими окнами - кроме него, не был приглашен ни один иностранный специалист. Это и польстило, и настораживало.

Места на этот раз занимали где кому заблагорассудится. Сталеваров Аврутина, Горнова и сменного инженера-мартеновца Серго провел к постоянному месту директора, а сам пристроился сбоку, возле телефонных аппаратов. Скрестил пальцы рук, подпер ими подбородок и подмигнул директору, сидевшему за длинным столом:

- Привыкай отдавать бразды правления именинникам. - И к сменному инженеру: - Владимир Сергеевич, начинайте!

Те, кто сидел у дверей, едва видели инженера. Его маленькая фигура терялась между плечистыми сталеварами. Казалось, Серго поручил сменному инженеру руководить совещанием с единственной целью - чтобы его заметили. Тот встал сконфуженный, прокашлялся в кулак, густым голосом повторил то, о чем уже знали весь завод и поселок:

- Вчера сталевар Алексей Горнов установил на шестой мартеновской печи…

Алексею было жарче, чем в цехе во время выпуска плавки. Впервые в жизни он по настоянию Любаши надел новый двубортный костюм и галстук, и они душили его, сдавливали, как в тисках. Когда инженер предоставил ему слово, Алексею казалось, он и единой фразы не сумеет произнести.

- Иди, не робей! - подтолкнул его Аврутин к диаграммам, которые вывесили перед началом заседания.

Диаграммы показывали, сколько давалось шихты, раскислителей, сколько газа на отдельных этапах тяжеловесной плавки, где и на чем удалось сэкономить время. И все равно Алексею не хватало смелости заговорить.

Серго поспешил на помощь:

- Алексей Петрович, конечно, растерялся. Немудрено - человек впервые докладывает такому собранию. - И взглядом подбодрил сталевара: - Пожалуйста, спокойно. У Аврутина и у тебя можем поучиться многому и я, и директор, и еще кое-кто.

Алексей почувствовал себя уверенней, начал рассказывать. Харингтон подумал: «Кое-кто… Мистер Орджоникидзе имеет в виду меня».