Читаем Сотворение брони полностью

С ночи на 23 июня, когда восстановили связь со штабом дивизии, до 26 июня все поступившие радиограммы сводились к передислокациям: в лес восточнее Белостока; марш в район Сокулок; перегруппировка у Немана, возле Гродно. Эта последняя радиограмма обнадежила Жезлова: он был уверен, что там, на подготовленных, наверное, оборонительных рубежах, сконцентрируются дивизия, корпус, да еще крупные артиллерийские, танковые и стрелковые соединения, что у Гродно они нанесут врагу сокрушительный удар.

Но надежда рухнула. Полковые разведчики, высланные в Гродно, обнаружили, что город занят танками и стрелковыми частями немцев, что поблизости к городу наших войск нет.

С гродненского аэродрома «хейнкели» и «мессершмитты» летали бомбить наши войска и уходящее на восток население. Рации штаба дивизии опять замолчали. Рассредоточив и замаскировав в лесу машины и людей, Жезлов послал два танка на поиски штаба. Минули сутки — ни один человек из двух экипажей не возвратился…

Без конца, днем и ночью, катили с запада на Гродно и дальше на Минск уверенные в своей безнаказанности вражеские танки и артиллерия, колонны грузовиков и мотоциклы с автоматчиками. Жезлов временами видел их с опушек лесов, слышал их гул. А по лесным тропам шли и шли на восток толпы беженцев, израненных, обессиленных. Жезлов отдал им три грузовика; это была капля в море, но больше он не мог, не имел права. Мысли жгли: доколе можно отступать, имея такие танки, таких парней?

2

Жезлов, Игорь Мальгин и отделение разведчиков и саперов производили разведку местности. Здесь, за опушкой леса, не было никаких дорог, просто спуск в низину с рослой колосящейся рожью, за ней — невысокий холм, а дальше — взлетное поле аэродрома.

В бинокль с высоты густокронного дуба Игорю открылись два огромных ангара, девять пепельно-серых «хейнкелей» на поле; под фюзеляжами и крыльями немцы подвешивали бомбы, бензозаправщики накачивали в баки горючее; на взлетной площадке — звено «мессершмиттов»; три зенитных орудия в промежутках между постройками; по кругу аэродрома вышки с часовыми у пулеметов.

Докладывая Жезлову, Игорь не удержался от совета: вызвать танки и атаковать, пока самолеты не поднялись с бомбовым грузом, Саперы установили, что лощина не минирована, можно обойти холм, и Мальгин повторил свое предложение: атаковать полком или хотя бы усиленным батальоном.

Это было заманчиво. Если удастся скрытно выдвинуться на этот исходный рубеж, неожиданно атаковать готовящиеся к вылету машины, то судьба их будет решена, как и тех, что остались в ангарах, на ремонте или осмотрах. А те, что вылетели на задания? Застанет их в воздухе радиограмма о нападении танков — и скроются на запасных аэродромах, и будут продолжать бомбить, расстреливать отходящие войска и мирных людей… Не лучше ли дождаться сумерек, когда все или большинство базирующихся здесь самолетов возвратятся с заданий?.. Да и тогда не следует вести сюда полк, даже усиленного батальона не надо: чем больше машин, тем меньше шансов подойти скрытно, больше риска быть обнаруженным. Возможно, удастся подавить аэродром, но из города могут подбросить и танки, и пушки, отрезать пути отхода, а у тебя не будет резерва, чтобы ударить им в спину…

На опушке леса Жезлов оставил группу разведчиков и саперов следить за изменениями обстановки и, вернувшись в расположение своих машин, решил повести на аэродром пятнадцать экипажей — только добровольцев.

Мысль самому возглавить боевую группу пришла не потому, что он сомневался в комбатах или считал, что командир полка обязан в любом бою лезть первым в пекло. Нет, причина была в другом… Никто из танкистов за эти пять дней не жаловался, не опускал рук, но в глазах людей Жезлов читал беспощадный вопрос: неужели немцы так сильны вооружением и техникой, организованностью и тактикой, что их нельзя остановить, нельзя выжечь из них спесь, самоуверенность в превосходстве, в праве уничтожать миллионы людей?

И чтобы не иссякли у людей надежда и уверенность в своих силах, чтобы окрепла воля к победе, готовность вынести любые испытания, надо было закалить их победным боем здесь, в условиях, казалось, невозможных. Танкисты должны были знать, что командир полка идет с ними не случайно, что разгром фашистского аэродрома в эти дни означает срыв тактических замыслов немецкого командования на целом участке фронта, задержку наступления врага, спасение жизни многих тысяч людей.

Пойти в бой вызвалось вдвое больше танкистов, чем Жезлов надумал взять с собой. Командиры отобрали лучших механиков-водителей и наводчиков. Ставя им боевую задачу, Жезлов объяснил, что успех атаки может быть достигнут только внезапностью, предельной скоростью машин и меткостью их огня.

К исходному рубежу двигались рассредоточенно, тремя группами и с расчетом выйти на опушку к сумеркам. Рев самолетов, возвращающихся на аэродром, заглушал шум приближающихся танков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука