Сотворение мифа

На этом, впрочем, сходство с Римом и классической прозой кончается.

Происхождение термина «варяги» Байер изучил только в связи с призванием Рюрика. В княжение Гостомысла, пишет он, русский народ опять сделался от «междоусобных мятежей ослабевшим, и от силы варягов утеснённым». Тогда «по его совету рутены (русские. — С. Ц.) дом владык от варягов опять возвратили, то есть Рурика и братьев».

Байер не соглашается ни с русским сказанием XVI века о призвании Рюрика из Пруссии («однако ж, хотя я отечеству сему весьма доброжелателен, но мне оный слух, ни подобия правды не имеющий, не нравится»), ни с мнением Сигизмунда Герберштейна, который полагал, что варяги произошли от славянского племени вагров, средневековых соседей датчан — в этом сходстве этнических имён Байер видит простое созвучие. Нет, возражает он, варяги были не племенем, не народом, а воинами благородного происхождения из Скандинавии и Дании, которые нанимались на службу к русским князьям, — и сочувственно цитирует Рудбека: «Когда придём к происхождению из Швеции поколения великих князей, то много ясным сделать сумеем».

В доказательство своих слов он приводит сообщение Бертинских анналов под 839 годом, где послы народа «рос» названы «свеонами» (причём Байер позволяет себе непозволительное вторжение в текст источника, заменяя «свеоны» на «шведы»)[34], свидетельство императора Константина Багрянородного (905–959) о том, что росы, служившие в византийском флоте, были «франками»[35] (то есть варягами, или, по-русски, фрягами, поправляет императора Байер) и замечание германского хрониста XI века Титмара Мерзебургского о том, что во времена князя Владимира Киев был полон «стремительных данов», которые издавна защищали город от нападений печенегов.

Исчерпав этим собственно исторические свидетельства, Байер далее упирает на чисто филологические подтверждения своей гипотезы. Сравнив имена первых русских князей и их дружинников с именами конунгов, ярлов и рядовых викингов, известными из скандинавского фольклора и по надписям на рунических камнях, он обнаружил их сходство и пришёл к выводу, что все они — скандинавские; даже в имени «Святослав» кёнигсбергский ясновидец узрел скандинавскую основу sven («свен»), сославшись на форму «Сфендослав» в сочинениях византийский писателей. В одном «Синеусе» было столько неистребимо славянского, что Байер оставил попытки его оваряжить (это сделают следующие поколения норманнистов).

Слово «варяг» Байер, отдавшись соблазну созвучий, объяснил из эстонского varas — «разбойник» и сопоставил его с русским «вор». Дабы успокоить русское самолюбие, он несколько страниц диссертации отвёл рассуждениям о том, что разбои в те далёкие времена не были «бесчестным делом», и каждый народ занимался ими в той или иной форме. Затем он облагородил скандинавских разбойников, указав на то, что в сагах наряду со словом «викинг» встречается слово «вэрингар» (vaeringiar) — наёмные стражи, телохранители. Следовательно, варяги — это, собственно, гвардейцы. В Византии они охраняли императоров, и греки называли их варангами. «И поскольку свидетельство такое есть, то я говорю, что солдаты шведские, нормандские, датские, в русском войске служа, так самих себя называли, россияне же, приобвыкши к их имени, значение которого не ведали, всех северных людей, откуда бы они ни произошли, варягами называть стали».

Так на Руси, по мнению Байера, и появилось слово «варяг», прилагавшееся ко всем выходцам из заморья.

В продолжение варяжской темы Байер исследовал происхождение русов и их этническое соотношение со славянами («Origines Russicae», 1736). В этом вопросе он двинулся по стопам Бреннера с его финско-шведскими этимологиями имени Руси. Русы, согласно его выводу, были скандинавами, пришедшими на Русь раньше славян и варяжской дружины Рюрика. Байер бездоказательно предположил, что первые короли русов происходили из легендарного рода Скьольдунгов, который вёл своё происхождение от Скьольда, сына бога Одина.

Труды Байера по древнерусской истории представляют собой странную смесь научной эрудиции и вопиющего дилетантизма. Как филолог с классической подготовкой он поставил русскую историографию на твёрдую почву источниковедения. В своих исследованиях он опирался на широкий круг источников: западноевропейских — Бертинские анналы, хроники Фрутольфа из Михельсберга, Лиутпранда, Титмара Мерзебургского, Адама Бременского, Гельмольда, Саксона Грамматика; византийских — сочинения Константина Багрянородного, Льва Грамматика, Георгия Амартола, Симеона Логофета, Михаила Гликаса, Иоанна Зонары, Георгия Кедрина, Иоанна Скилицы, Анны Комнины; скандинавских — исландские саги, «Круг Земной» Снорри Стурлусона, рунические надписи и др. Некоторые из них до него были исключены из научного оборота.