В 1917–1923 годах палеонтологи Эмиль Бахлер и Ниигг исследовали высокогорную пещеру в восточной части Швейцарских Альп. Расположенная на высоте 2500 метров над уровнем моря и 1400 метров над ложем долины, эта пещера называлась у местных жителей Драконовой, и туда почти никто никогда не ходил. Но около 100 тыс. лет назад здесь жили неандертальцы. Они жили в пещере. Первому залу, холодному и ветреному, они предпочитали второй, теплый, но совершенно темный. Тут они жгли свои костры, совершали трапезы. В культурном слое были найдены каменные орудия мустьерского времени. Но самое интересное было впереди. В полной темноте, при свете ламп ученые увидели стенку высотой 80 см, сложенную из необработанных известняковых плит. Стенка отстояла от стены пещеры сантиметров на сорок. И все это пространство было заполнено… костями громадного пещерного медведя. Это не был склад мяса, впоследствии истлевшего. Кости лежали очень плотно и тесно, и это дало ученым право говорить, что они встретились с таинственным хранилищем костей. Медвежьи черепа были ориентированы в одном направлении, мордами к выходу, у них имелись верхние позвонки, а это доказывало, что головы были отсечены от недавно убитых животных. Также в пещере было обнаружено еще несколько известняковых «шкафов», в которых тоже хранились черепа медведей. В одном случае через глазницу и скулу черепа медведя были продеты бедренные кости другого медведя. Характерно, что кости других животных в пещере были обнаружены в гораздо меньшем количестве, и они были беспорядочно разбросаны по полу пещеры, что показывало, что это остатки трапезы. Вскоре аналогичные медвежьи пещеры были обнаружены и в других местах – в Австрии, Германии, Швейцарии. Кое-где медвежьи головы были «воздвигнуты» на постаменты, на отдельные высокие камни.
В Зальцзофене в 1950 году была обнаружена медвежья кость, обработанная в виде мужского фаллоса. Это первый в мире пример фаллической символики. В настоящее время памятники неандертальского поклонения медведю обнаружены на пространствах от испанских Пиренеев до нашего Кавказа.
Возникает вопрос: зачем охотиться и убивать страшного по своей силе и агрессии медведя, если можно охотиться на безобидных оленей, а с помощью ям ловить даже мамонтов и носорогов?.. («Кухонные отбросы» неандертальцев показывают, что они предпочитали питаться безобидными грызунами или копытными). Судя по всему, заставить охотиться на медведя древних людей могли только очень серьезные обстоятельства. Возможно, гигантские пещерные медведи были частью культа древних неандертальцев. Эти культы были развиты по всему древнему миру и даже сохранились у некоторых народов вплоть до XX века.
Что же за религиозные представления были связаны с медведем?.. И тут напрашивается невольная аналогия. Неандертальцы так же обращались с черепами медведей, как раньше синантропы – с черепами предков. Кроме того, именно во время поклонения медведю культ почитания черепов предков сменяется традицией захоронений мустьерского типа. Существует предположение, что медведь являет собой символ могущественного Бога и, кроме того, символ предка и именно он становится связующим звеном между миром живых и миром мертвых. Вкушая плоть медведя, неандертальцы как бы причащались его силы и могущества, соединялись с Богом и, одновременно, устанавливали контакт с предком. Поэтому и кости священного медведя не съедают как попало, но складируют в специальных шкафчиках, возносят на каменное основание как объект поклонения.
В большинстве пещер, где совершали поклонение медведю, – не жили. Эти пещеры служили своего рода храмами.
Особое, благоговейное отношение к медведю сохранялось долгое время в Европе. Глиняные фигурки из глины были обнаружены и в неолитических погребениях Японии. А у многих примитивных языческих народов (например, народов Севера: чукчей, коряков, ненцев, эвенков) культ медведя сохранился и до XX века, существует и поныне. Наше имя «медведь» («поедатель меда») также является следствием табуирования (то есть запрета на произнесение) на подлинное имя этого животного. Табуирование видим и в других языках:
Безобидная, но тем не менее присущая детям всего мира любовь к плюшевому мишке – возможно, тоже отзвук древнего культа животного, что-то коренящееся в нашем глубоком подсознании.
В книге сербского автора, протоиерея Стефана Ляшевского «Опыт согласования современных научных данных с библейским повествованием в свете новейших археологических раскопок и исследований» мы читаем: