Сотворение мира.Книга первая

Настасья Мартыновна удивленно подняла глаза, но ничего не сказала. В последние годы ее отношения с мужем становились все более сухими и далекими. Она все свое время, внимание, труд отдала четырем детям, не оставив на долю мужа почти ничего. А он, вначале обиженный этим, высмеивал жену, кричал на детей, потом привык к таким отчужденным, холодным отношениям, примирился с ними, как с неизбежностью, и понял, что тягостную обстановку, сложившуюся в семье, изменить невозможно. Так они и жили: часто ссорились, упрекали друг друга, иногда неделями не разговаривали, но, связанные детьми и пережитыми вместе бедами, уже не представляли себе жизни один без другого и потому считали, что их отношения нормальны, что эти отношения не лучше и не хуже, чем у всех других людей. Минуты скупой, сдержанной ласки просветляли их ненадолго, стыдливо радовали, а потом все начиналось сначала, и этому не было конца…

Весь вечер Ставровы проговорили, сидя у стола и прикидывая, сколько ячменя, отрубей, сала они продадут в Ржанске, чтобы одеть детей и одеться самим. Когда лампа стала чадить, а в курятнике пропел первый петух, супруги улеглись спать.

Рано утром Дмитрий Данилович разбудил ребят, велел засыпать коням половы и спросил, позевывая:

— Кто из вас хочет съездить верхом в Пустополье? Надо кобылу вести на случку. Я напишу записку ветеринарному врачу. А в Пустополье часок можно побыть у тетки Марины, с Андреем повидаться.

— Я поеду, — сказал Федя. — Ромка не любит верхом.

— Ну что ж, поезжай ты, — согласился Дмитрий Данилович. — Скажи матери, чтоб дала тебе позавтракать, подсыпь кобыле овса и поезжай. На обратной дороге остановишься в Казенном лесу, попасешь кобылу. Да не гони ее, пусть шажком идет, помаленьку…

Через час Федя взял войлочную попонку, накинул ее на серую кобылу, подтянул стремена и выехал со двора. Он привык выполнять приказания отца, и, хотя ему очень хотелось проскакать по лесной опушке галопом, он ехал шагом. Жарко пригревало солнце. Слева, в зелени овсов, звонко щелкал перепел, ему отвечал другой, третий… В воздухе кружилась мошка. Вынув из стремян загорелые босые ноги, Федя подремывал, думал о встрече с Андреем и Таей, припоминал, сколько возле леса осталось выкосить сена.

В Пустополье он разыскал Андрея — брат был в кабинете природоведения, — и они вместе повели кобылу на случной пункт. Там, в деревянных денниках, на диво вычищенные, с атласной шерстью, раскормленные и важные, стояли три жеребца. Одного из них, каракового красавца по кличке Ворожей, знакомый Ставровым ветеринарный врач отобрал для случки.

— От этого у вашей кобылицы не жеребенок будет, а змей-горыныч, — сказал он ребятам.

— Ничего, мы и со змеем справимся, не впервой, — с достоинством ответил Федя, посматривая на старшего брата.

После случки кобылу поставили в тенистом углу школьного двора. Андрей, ничего не говоря, перескочил через забор в соседский двор, перекинул оттуда охапку сена и подбросил его кобыле, ласково оглаживая ее чуть вспотевшую шею.

Тая крутилась возле мальчиков, потом позвала их в комнату чай пить. Андрей уже привык к Пустополью, а Федя вошел смущенно, с опаской взглянул на свои запыленные ноги и робко присел на край стула.

— Ой, как ты вырос, Федюша! — воскликнула Марина. — Ну, иди сюда, я тебя поцелую.

Она прижала к груди вихрастую голову Феди, засмеялась:

— Весь пропах сеном и лошадью.

Все дети Ставровых очень любили Марину, но после ее отъезда из Огнищанки Федя отвык от нее и потому сейчас дичился, посматривал украдкой на ее маленькие розовые руки и не знал, куда девать свои, жесткие от мозолей, грубые и неловкие.

Марина напоила детей чаем, велела Феде подождать, вышла куда-то и вернулась с большим свертком.

— Это возьмешь с собой, — сказала она Феде. — Тут халва и печенье, полакомитесь с Калей и Ромой.

— Мама, можно мне подарить Кале куклу, которая в розовом платье? — спросила Тая, прижимаясь к плечу Марины.

— Конечно, можно, — улыбнулась Марина. — Раз тебе так хочется, дари, пожалуйста. Каля будет очень рада.

Андрей закричал из соседней комнаты:

— А я хочу передать Роману книжки и коробку с минералами, я выпросил для него у Фаддея Зотовича!..

Довольный своим пребыванием в Пустополье, Федя выехал домой в третьем часу. Левой рукой он придерживал перевязанный посредине и уложенный на холке лошади мешок с подарками. Хотя обратный путь, как это всегда бывает, показался ему гораздо длиннее, он по-прежнему ехал тихо, жалея кобылу.

До Казенного леса, который невдалеке от Огнищанки тянулся по холмам и лощинам верст на пятнадцать, Федя добрался перед закатом солнца. Помня приказание отца, он решил отдохнуть немного и попасти кобылу. У опушки трава была сбита скотом и припалена солнцем. Федя поехал в глубь леса, посматривая влево и вправо и отыскивая пырей посочнее. Возле узкой, густо заросшей дубняком лощины оказалась подходящая полянка с нетронутым зеленым пыреем.