Сотворение мира.Книга вторая

Колька понуро пожал плечами, посмотрел на Пояркова:

— Ежели каждый человек на свою тропку загибать станет, то люди расползутся, как мураши, и никакого порядка у них не будет, я так понимаю.

— Неправильно понимаешь, Николаша, — ласково сказал Поярков, — неверное твое понятие. Человека душит власть, над ним стоящая, любая власть, будь то царь-государь или же красные товарищи. Человек сроду не любил власти и никогда не полюбит. Для человека власть — все едино что для быка ярмо…

Федосей вдохнул теплый воздух, почесал загорелую грудь, заговорил мечтательно:

— Ведь как оно получается? Вот мне, к слову сказать, странствовать желается, по белу свету ходить, солнышком любоваться. Никому я этим вреда не делаю, никому поперек дороги не становлюсь, хлебушек трудом своим добываю, а вернее, живу тем, что бог пошлет. И что же? Берут меня товарищи начальники за грудки, документ с печатями вручают и, как нашкодившего кутенка, тычут носом в землю: «Сиди тут, говорят, сиди тут…»

Андрей и Роман с любопытством вслушивались в то, что говорил Федосей. Голос у него был мягкий, чистый, руки ловкие, с крепкими пальцами, и весь он казался легким, простодушным, спокойным. Слушать его было приятно. Однако хмурый Колька Турчак спросил у Федосея с явным неудовольствием:

— А как же тогда с неправдой или с разбоем? Если, допустим, вам, дядя Федосей, голову проломят, покалечат вас, а власти никакой не будет? Сами вы должны обороняться или же как?

— Это все от лукавого, Николаша, — убежденно сказал Федосей. — Не трожь никого, и тебя никто не тронет. А разбой, кражи всякие, злодейство — порождение власти, потому что власть пакостит человека, задачу ему в жизни ставит, ложную цель определяет. Человек должен жить свободно, без цели и без задачи, как живет дерево или, скажем, трава в степи. Тогда душа у него будет не заразная, белая, вроде березовой коры, и он никого не тронет, не обидит.

— Ну это, положим, неверно, — перебил Андрей. — Для чего же тогда люди революцию делали, царя скинули, буржуев? Ведь угнетали буржуи рабочих, а помещики — мужиков. Что ж, обратно им власть отдать? Совсем отказаться от власти?

— Власть им отдавать не нужно, — сказал Федосей, — а отказаться от власти нужно, потому что от нее весь грех.

Андрей проговорил торжественно:

— Советская власть нужна для блага всех людей.

— А вы, молодой человек, допрашивали всех людей? — лукаво посмеиваясь, сказал Поярков. — Может, люди не желают этого общего блага? Вы их допросите по одному, и они, поимейте в виду, ответят вам: нет, дескать, нам не требуется общее благо, вы только не трожьте каждого из нас в отдельности, дайте нам обрести свое благо, кому какое желается: одному — странничество, другому — рыбальство, третьему — труд в поле.

Роман засмеялся:

— А четвертый возьмет пешню и проломит голову первому и второму, а с третьего штаны снимет.

— Вы, конечно, вострый юноша, — улыбнувшись, сказал Поярков. — Оно бывает, допустим, и так, что человек без штанов, извините меня, остается. Вывод же из этого следует такой: не носи бархатные штаны, а довольствуйся вот такими, вроде моих, — Федосей все с той же улыбкой указал на свои подкатанные до коленей потертые брючишки, — тогда их никто с тебя не скинет.

Он стащил с плетня подсохшие портянки, ловко обмотал ими ноги, надел истоптанные солдатские сапоги, потянулся к лежавшему сбоку мешку.

— Так-то, ребятки, — сказал Поярков, натягивая на плечи холщовые лямки мешка. — Пора мне сбираться в дальнюю путь-дорогу, чтоб душу свою от соблазнов очистить. Живите счастливо, а про то, что я говорил, хорошенько подумайте. Может, мы еще и повстречаемся где-нибудь на белом свете…

Взяв палку, Поярков поклонился и легко зашагал по дороге к лесу.

— Занозистый мужичок, — сказал Роман, глядя вслед Федосею.

— По-моему, не занозистый, а самый настоящий контрик, — возразил Колька. — Слыхали, чего он тут городил? Поглядишь на него — ласковый да улесливый, вроде маслом намазанный, хоть живым его на небо возноси, а в середке, видать, змей сидит.

Андрей сказал пренебрежительно:

— Брось, Коля! У тебя все вокруг белогвардейцы да контрреволюционеры. Ну его, этого божьего бродягу! Ты лучше расскажи нам о своем здоровье — лучше тебе стало или нет?

В светло-карих Колькиных глазах появилось выражение горечи.

— Какое там здоровье! Покалечили они меня, сволочи, на всю жизнь силы лишили. Ну да я им все равно не поддамся, нехай не думают, что они пополам меня сломали…

Вместе с братьями Ставровыми Колька пошел на Костин Кут. Андрею надо было загодя приготовить избу-читальню к лекции — помыть полы, расставить скамьи, заправить лампы, и он попросил Романа и Кольку помочь ему. Роман на бегу отнес домой топоры и сумку с харчами.