Сотворение мира.Книга вторая

Андрей обернулся. Перед ним стоял высокий худой человек в потертом кожаном пальто и в такой же видавшей виды кожаной фуражке. Высокий человек с невеселой улыбкой смотрел на Андрея. Глаза у него были светло-голубые, брови белесые. На щеках и подбородке выступала рыжеватая щетинка.

— Любуешься кладбищем? — повторил человек в кожаном пальто. — Ты мне скажи, будь другом, разве можно так обращаться с машиной? Разве это по-хозяйски? Ну допустим, тракторишки эти не новые. Так что? Да конца их, значит, гробить?

Человек в кожаном пальто говорил почти спокойно, с едва заметным нерусским акцентом.

— А вы кто, механик? — не без робости спросил Андрей.

Белесая бровь человека дрогнула.

— Танкист я. Понимаешь? Красный танкист. Зовут меня Ян Августович Берзин. А теперь вот механиком к вам в техникум назначен. Списали меня по болезни. — Берзин безнадежно махнул рукой. — Не могу я терпеть такого безобразия. Машину любить надо. Она как живое существо. А тут что? Кладбище. Приехал я три дня назад, взял за холку директора техникума, а он мне говорит: подожди, мол, товарищ, вот съедутся студенты, тогда всю эту музыку будем в порядок приводить. Как тебе это нравится?

Ян Августович стащил с худой руки перчатку, поправил серый шарф на тонкой шее и вдруг спросил:

— Ты студент, что ли?

— Студент. Я только вчера приехал, — ответил Андрей, ответил так, словно оправдывался перед Берзиным.

Тот обрадовался:

— Студент, значит? Отлично! Тогда беги к завхозу, возьми у него две лопаты, и начнем расчищать эту, как говорит директор, музыку.

— Извините, пожалуйста, — краснея, сказал Андрей, — я еще не завтракал, а мне очень хочется есть. После завтрака я готов работать хоть до ночи.

— Есть хочется? Не завтракал? — переспросил Берзин и засмеялся. — Как же тебя зовут?

— Андрей Ставров.

Берзин хлопнул Андрея перчаткой по плечу:

— Ты, Ставров, умный парень. Хорошо, что напомнил мне. Я ведь тоже не завтракал и, признаться по правде, тоже есть хочу зверски.

Расстегнув пальто, Ян Августович вынул из кармана массивные серебряные часы и щелкнул крышкой.

— Без четверти восемь, — сказал он, — сверим часы, товарищи командиры.

Андрей потупился:

— У меня нет часов.

— Неважно, — сказал Берзин, — это у меня привычка такая с войны осталась. А уговариваемся мы так: час с четвертью нам для завтрака вполне достаточно. Значит, ровно в девять мы с тобой приходим сюда с лопатами и начинаем работу. Идет?

— Хорошо, Ян Августович, к девяти я приду.

— Вот и отлично.

Берзин круто, по-военному, повернулся и зашагал по тропинке влево. Андрей долго смотрел ему вслед. Механик-латыш сразу понравился ему, он еще и сам не знал почему. Но было в этом человеке что-то притягивающее, особенно глаза, холодноватые, острые, но удивительно чистые, глаза, которые, казалось, видят все.

Обратно Андрей пошел через фруктовый сад, примыкавший к замку с восточной стороны.

В отличие от полуразрушенных коровников, конюшен, амбаров, в отличие от парков, где немало деревьев было вырублено, сад был в образцовом порядке. Андрей сразу заметил, что его приводили в порядок совсем недавно. Видимо, в прошлые годы здесь тоже часть старых деревьев пропала, но вместо них уже были высажены низкие саженцы яблонь и груш. Все молодые деревца были окучены, старательно подвязаны к кольям, а тонкие штамбики их защищены от мышей и зайцев связанными жгутами камыша.

Только сад и порадовал Андрея. И разоренный княжеский замок с забитыми окнами, и эта печальная молельня, в которой его поселили на долгих три года, и угрюмый парк с поваленными статуями, и сараи с ободранными крышами, и даже не очень далекий город, по вечерам напоминавший о себе призрачным, холодноватым свечением неба, — все казалось Андрею хмурым, чужим, мертвенным, таким неласковым и ненужным, что он готов был завыть от тоски.

Зато сад заставил Андрея остановиться и восторженно проговорить:

— Вот это да! Здорово!

Сад был посажен в шахматном порядке, и поэтому, где бы пи останавливался Андрей, он видел ряды деревьев, ровные, как туго натянутая струна. Кроны старых яблонь и груш были аккуратно обрезаны, стволы побелены с осени, все ветви тщательно очищены от гнезд боярышницы и златогузки.

Однако то, что в старом княжеском саду были высажены стройные маленькие деревца, и то, что они так любовно были защищены от морозов и от прожорливых грызунов, особенно порадовало Андрея.

Он остановился возле молоденькой яблони. Она стояла полузасыпанная снегом, укутанная камышом и тихонько покачивала топкими, ни разу еще не обрезанными ветвями…

Андрей ласково погладил ладонью холодный коричнево-розоватый стволик яблони и сказал:

— Растешь? Ну расти, расти…