Сотворение мира.Книга вторая

— Я тебя спрашиваю: что это значит? — повторил Андрей.

— Как тебе не стыдно? — сказала Еля. — Сам придумал в ресторане какую-то комедию, оставил меня наедине с этим пьяным нахалом, а теперь придираешься?

— Но тебе, видимо, было очень приятно с этим нахалом?

— А что я должна была делать, когда ты заявил, что я не твоя жена, сорвался и убежал? Сказать, что мой муж пошутил, и повторить твою глупую выходку?

— Хорошо. Но я не представляю, как можно было чуть ли не целый час выслушивать гнусные пошлости циника и прощелыги? И потом, это твое кокетство в ресторане. К чему оно? И перед кем? А ведь ты вся преобразилась. Прямо как конь, заслышавший боевую трубу. Неужели тебе непонятно, как ты обижаешь и ранишь меня этой легковесной и глупой игрой?

Заметив в Елиных глазах слезы, Андрей сразу сник. Слез он не выносил.

— Ну ладно, — виновато сказал Андрей, — прости меня за грубость. Но я тебя так люблю, что впору голову потерять.

Он поцеловал Елю, а она легонько потрепала его волосы:

— Ревнивец противный…

Успокоившись, они пошли к своему вагону. Мимо них, с раздутым, потертым портфелем под мышкой и чемоданчиком в руках, пробежал Вейганд-Разумовский. От Ели и Андрея он отвернулся.

Больше Андрей с Елей не ссорились. Они целыми днями стояли у открытого окна вагона, и Андрей рассказывал своей молодой жене обо всех местах, которые они проезжали, угощал ее байкальским омулем, на остановках бегал за шоколадом.

— Ты только не скучай, Елка, — говорил он, прижимаясь к Еле. — Вначале ты, конечно, будешь тосковать, вспоминать родных, подруг, город, а потом привыкнешь. У нас там хорошо: народ крепкий, добрый, живет дружно, а природа такая, что залюбуешься. Работать мы будем вместе, институт ты закончишь, надо только верить в свои силы…

На упрятанную в тайге станцию они приехали рано утром. Их встречали Роман, Федя и Каля. После радостных восклицаний, объятий и поцелуев вещи погрузили на телегу и подъехали к пристани, где стоял у причала маленький, сердито пыхтящий катер с низкой закопченной трубой…

— Ну, милая моя женушка, теперь, можно сказать, мы почти дома, — обнимая Елю, сказал Андрей.

Похлопывая плицами, катер медленно шел по реке против течения. За его бортами, слева и справа, зеленой стеной высилась темная, густая, исполненная сурового величия, дикая, пугающая своим вечным безмолвием тайга.

2

30 января 1933 года президент Германии престарелый фельдмаршал Гинденбург после секретных, длившихся месяцами переговоров с фактическими хозяевами страны монополистами-миллионерами подписал указ о том, что канцлером республики назначается вождь германской национал-социалистской рабочей партии Адольф Гитлер.

Тот извилистый, опасный, полный лжи и тайных махинаций путь, до которому вели страну верные слуги всесильного капитала и жаждавшей реванша за поражение в мировой войне военщины Генрих Брюнинг, Курт Шлейхер и Франц Папен, привел наконец к власти того, кто должен был начать «новую эру» и привести Германию к господству над всем миром, — «богемского ефрейтора» Адольфа Гитлера.

Во главе семидесятимиллионного народа, давшего миру столько великих людей — замечательных ученых, философов, композиторов, поэтов, инженеров, — народа честного, трудолюбивого, мужественного, стал человек, которому в истории дано было сыграть самую мрачную, самую кровавую и самую подлую роль.

Рано утром в дом доктора Курбаха, где уже больше года жил женившийся на Ингеборг Юрген Раух, прибежал его двоюродный брат Конрад Риге и еще с порога закричал:

— Собирайтесь, друзья! Приказано всем ехать в Берлин, чтобы приветствовать фюрера Гитлера. Наконец-то мы добились своего. Теперь нас никто не остановит.

— О, как долго мы все ждали этого дня! — взволнованно сказала Ингеборг. — Я уверена, что фюрера будет приветствовать каждый честный немец. Не сомневаюсь в том, что Берлин увидит незабываемое, грандиозное зрелище…

Зрелище действительно получилось грандиозным. Вечером 30 января все примыкающие к Вильгельмштрассе берлинские улицы были запружены манифестантами, а мимо президентского дворца с пылающими факелами в руках непрерывным потоком двигались стройные, четко отбивающие шаг колонны штурмовиков, эсэсовцев, нацистских организаций столицы. Над колоннами, озаренные пламенем бесчисленных факелов, реяли багряные знамена с большим белым кругом и черной свастикой — равноконечным крестом с загнутыми концами, таинственный герб нацизма, символ «чистоты расы» и «грядущего господства германцев»…

Наверху, у распахнутого настежь дворцового окна, стояли двое: согбенный от старости президент Гинденбург и новый правитель Германии рейхсканцлер Адольф Гитлер. Дряхлый президент равнодушно смотрел на людские толпы внизу, изредка кивал трясущейся головой, а торжествующий фюрер — ему не так давно пошел сорок первый год — зорко следил за своими верными преторианцами и, приветствуя их, резко вскидывал руку.