– Хватит места для меня? – спросила она и тут же почувствовала себя глупо. Кают был всего четыре, и одна из них сейчас использовалась как камера.
– Уместимся, – сказал Келл. – Но если ты предпочитаешь… – И встал, шагнул к двери, словно собрался уйти. Лайла этого не хотела.
– Останься, – сказала она и увидела мимолетную улыбку, трепетную, как уголек на ветру.
– Ладно.
С потолка свисал фонарь. Келл щелкнул пальцами, вызвав слабенький огонек, и потянулся к фитилю. Лайла осторожно шагнула в сторону и осмотрелась.
– Не привык к такой тесноте, да, мас варес?
– Не называй меня так, – попросил он и привлек ее к себе. Она хотела было повторить, просто чтобы подразнить его, но встретилась с ним взглядами и смирилась. Провела пальцами по его плащу.
– Ладно.
Он обнял ее, провел пальцем по щеке, и она поняла, что он смотрит в ее глаз, покрытый сеточкой трещин.
– Ты и вправду никогда не замечал?
Его бледные щеки вспыхнули. Интересно, бывают ли у него летом веснушки, рассеянно подумала она.
– Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что не замечал, потому что был ослеплен твоей красотой.
Лайла тихо хихикнула.
– Ножами – может быть. Или быстрыми пальцами. Но уж никак не красотой.
– Тогда твоим умом. Твоей силой.
– Продолжай, – лукаво улыбнулась она.
– Лайла, я был ослеплен всем, что в тебе есть. И до сих пор ослеплен. Ты сводишь с ума, приводишь в ярость, ты… невероятна.
Она думала его подразнить, но не вышло. Он был совершенно серьезен, об этом говорили и плотно сжатые губы, и морщинка между бровей, и пристальный взгляд его синего глаза.
– Я до сих пор не знаю, что о тебе думать. Не знал с самого начала. С первой встречи. И меня это пугает. Я тебя боюсь. – Он взял ее лицо в ладони. – А больше всего я боюсь, что ты опять уйдешь, исчезнешь из моей жизни.
Ее сердце бешено колотилось, отбивая давно знакомый ритм – «беги, беги, беги». Но она устала убегать. Выбрасывать что-то важное, не дожидаясь, пока это у нее отнимут. Так что она просто притянула Келла к себе.
– Когда я уйду в следующий раз, – прошептала она ему в плечо, – пойдем со мной. – Ее взгляд блуждал по его лицу. – Когда все это закончится, когда мы победим Осарона и снова спасем мир, когда все будут праздновать, давай уйдем вместе.
– Лайла, – вздохнул он, и в его голосе было столько печали. И она вдруг поняла, что не хочет слышать его ответ, не хочет думать о том, что их история когда-нибудь закончится, и неизвестно, будет ли счастливым ее конец и удастся ли им обоим остаться живыми и невредимыми. Ей не хотелось думать о мире, который лежит за пределами этого кораблика, этого мгновения, и она поцеловала его со всей своей страстью. Что бы он ни собирался сказать – осталось несказанным, когда их губы соприкоснулись.
Холланд сидел на койке, привалившись к стене каюты.
По ту сторону дощатого борта плескались волны, пол покачивался, и при каждом движении у него кружилась голова. Да еще и наручники. Они были заговорены на подавление магии – примерно так же, как мокрая тряпка гасит огонь, не совсем, а лишь так, чтобы он дымился, и этот дым заволакивал ему чувства.
А расслабиться не давал второй наручник – уже не на руке, а пристегнутый к крюку на стене каюты.
И хуже того, он был не один.
В дверях стоял Алукард Эмери с книгой в одной руке и бокалом вина в другой – Холланда просто выворачивало от зависти относительно обеих этих радостей жизни. Алукард то и дело поднимал от книги темно-синие глаза, словно проверяя, что антари еще здесь, сидит смирно, прикован надежно.
У Холланда болела голова. Пересохло во рту. Глотнуть бы воздуха. И не затхлого, как тут, в каюте, а свежего, того, что дует над палубой.
– Если освободите меня, – сказал он, – я бы помог наполнять паруса.
Алукард лизнул палец и перевернул страницу.
– Если я тебя освобожу, ты нас всех перебьешь.
– Я бы мог это сделать и отсюда, – небрежно бросил Холланд.
– Такие слова тебе не помогут меня убедить, – заметил капитан.
В стене над головой Холланда виднелось крохотное окошко.
– Ну хоть приоткрой, – взмолился Холланд. – Оба вздохнем свободнее.
Алукард долго и пристально разглядывал его, потом сунул книгу под мышку, допил вино и потянулся к щеколде.
В каюту ворвался порыв холодного ветра. Холланд жадно вдохнул. Тут в борт ударила волна, и в окошко хлынул вихрь водяных брызг.
Холланд сжался, готовясь к холодному душу, но до него не долетела ни одна капля.
Алукард взмахнул рукой, что-то шепнул, и вода закружилась у его пальцев, потом замерзла, превратившись в тонкий острый клинок. Он сжал рукоять и поднес ледяное острие к горлу Холланда.
Тот сглотнул, ощутил укол и встретился глазами с Алукардом.
– Пустить мне кровь – затея опрометчивая, – медленно произнес антари.
Холланд пошевелил рукой, и в запястье уперлась длинная острая щепка, припрятанная под наручниками. Это было бы нетрудно. Капля крови, пара слов, и оковы распались бы.
Но это не вернет ему свободы.
Улыбка Алукарда стала жестче, нож растворился, превратившись в водяную ленту.