— Я пришел, чтобы принести соболезнования и пожелать крепости духа.
— Ты думаешь, я дура? Если других дел ко мне у тебя нет — уходи!
Священник тоже сдерживался с трудом: его выдавали глаза.
— Я мирный человек и не хочу проливать кровь. Поэтому я хотел предложить вам пойти со мной и убедить коменданта сдать крепость, что позволит избежать кровопролития и заслужит благодарность Святого Отца.
— Я не собираюсь в этом участвовать. С какой стати мне помогать тебе покорять мой город?
— Вы должны помнить, мадонна, что вы в наших руках, — мягко ответил он.
— И что?
— Я мирный человек, но, возможно, мне не удастся остановить людей, если они захотят отомстить вам за ваш отказ. Я не смогу скрыть от них тот факт, что крепость не сдается только из-за вашего упрямства.
— Как я понимаю, ты не остановишься ни перед чем.
— Это не я, дорогая моя…
— Да, конечно, ты — слуга папы. Это воля Божья.
— Вы поступите мудро, если выполните мою просьбу.
И такая ярость отразилась на его лице, что любой, взглянув на него, понял бы: он действительно не остановится ни перед чем. Катерина задумалась.
— Хорошо, — ответила она, к моему величайшему изумлению. — Я сделаю все, что смогу.
— За это вы удостоитесь признательности Святого Отца и моих слов благодарности.
— Для меня это одно и то же.
— А теперь, мадам, я вас покину. Успокойтесь, помолитесь. Молитва утешит вашу печаль.
Он поднял руку, как и прежде, с двумя оттопыренными пальцами и повторил слова, с которыми вошел в комнату Катерины:
— Да пребудет с вами милосердие Божье!
Глава 27
Мы отправились к крепости торжественной процессией. Люди, мимо которых мы проходили, возносили хвалу Кеччо и проклинали Катерину. Она шла спокойная и бесстрастная, а когда протонотарий что-то ей говорил, отвечала с отвращением на лице.
Вызвали коменданта, и Катерина обратилась к нему со словами, предложенными Савелло:
— Раз уж Небеса забрали у меня сначала мужа, а потом и город, я прошу вас, памятуя о том, что я назначала вас на эту должность, сдать крепость полномочным представителям его святейшества папы.
В ее голосе чувствовался легкий намек на иронию, а губы чуть кривились, словно в улыбке.
Комендант хмуро ответил:
— Вы назначали меня комендантом с тем, чтобы я защищал крепость от врагов, а потому я не сдам ее представителям его святейшества папы. И поскольку Небеса забрали у вас мужа, а потом и город, я, возможно, сдам крепость, но только Богу, мадам, а земным силам ее у меня не отнять!
Катерина повернулась к Савелло.
— И что мне делать?
— Настаивать.
Она повторила требование, и они услышали тот же ответ.
— Так не пойдет. — Катерина покачала головой. — Я очень хорошо его знаю. Он думает, что я говорю по принуждению. Не знает, что я делаю все по доброй воле, из великой любви к папе и Церкви.
— Мы должны захватить крепость, — гнул свое Савелло. — Если она не станет нашей, я не смогу гарантировать вашу безопасность.
Она долго смотрела на него, а потом ее, похоже, осенило.
— Если я войду в крепость и поговорю с ним там, он скорее всего сдастся.
— Мы не можем отпустить вас, — покачал головой Кеччо.
— Мои дети останутся у вас в заложниках.
— Это точно, — промурлыкал Савелло. — Я думаю, мы можем отпустить ее.
Кеччо возражал, но последнее слово принадлежало священнику, так что коменданта вызвали вновь и велели ему впустить в крепость графиню. Савелло предупредил ее:
— Помните, ваши дети у нас, и я без колебаний прикажу вздернуть их, если…
— Я знаю, что у вас христианская душа, монсеньор, — прервала его Катерина.
Но, едва оказавшись в крепости, она тут же поднялась на стену, и мы услышали ее издевательский смех. Ярость, которую она держала в себе, вырвалась наружу. Она честила нас последними словами, которые больше пристали торговке рыбой, грозила нам смертью и всевозможными пытками, обещая отомстить за убийство мужа.
Мы стояли с открытыми ртами, словно пораженные громом. Крик ярости вырвался у всех. Маттео выругался. Кеччо сердито глянул на Савелло, но ничего не сказал. Священник рвал и метал. Его всегда красное лицо стало пурпурно-лиловым, глаза блестели, как у змея.
— Мерзавка! — прошипел он. — Мерзавка!
Дрожа от ярости, он приказал привести детей и крикнул графине:
— Не думай, что у нас не хватит смелости. Твои сыновья будут повешены у тебя на глазах.
— Я смогу родить новых, — презрительно ответила она.
Природа даровала ей сердце львицы. Я не мог не восхититься этой удивительной женщиной. Конечно же, она не могла пожертвовать своими детьми! Но я сомневался, что нашелся бы хоть один мужчина, который так смело ответил бы на угрозы Савелло.
Лицо священника перекосила злобная гримаса. Он повернулся к своим помощникам.
— Постройте помост с двумя виселицами, и быстро.
Савелло и Кеччо удалились, площадь заполнила толпа, скоро застучали молотки. Графиня стояла на крепостной стене, смотрела на своих бывших подданных, наблюдала за строительством помоста.