Муравьи эти размером с собаку, и поэтому никто не отваживается приближаться к тем горам, чтобы не быть в одно мгновение растерзанным и пожранным этими насекомыми. Только великой хитростью можно добыть то золото. Во время наибольшей жары муравьи прячутся под землей с утра до первых послеполуденных часов. И тогда люди из тех краев седлают верблюдов, дромадеров, лошадей и прочих животных, отправляются туда и вырывают что удается; а потом убегают вместе со своим скотом так быстро, как только могут, прежде чем муравьи выйдут из-под земли. Иной раз, когда недостаточно жарко и муравьи не прячутся под землю, жители пускаются на другую уловку, чтобы добыть золото. Берут недавно ожеребившихся кобылиц и навьючивают на них по две пустые корзины, оставляя их открытыми, так, чтобы они свисали до самой земли. Потом посылают кобылиц пастись в тех горах, а жеребят запирают дома. Едва муравьи завидят эти корзины, как они забираются наверх, а поскольку по природе своей они не переносят, когда какая-то емкость остается пустой, то заполняют ее всем, что только туда может поместиться. И так наполняют корзины золотом. Когда же пройдет достаточно времени, жеребят высвобождают и заставляют ржанием призывать матерей. И те спешат к детенышам с золотым грузом
[259].
И с этого момента Тапробана переходит от одного картографа к другому, летая при этом как воланчик по всему Индийскому океану, то самостоятельно, а то с Цейлоном на пару. В определенный период она идентифицируется с Суматрой, но порою мы обнаруживаем ее на картах меж ду Суматрой и Индокитаем, возле Борнео.
Томмазо Поркакки в «Славнейших островах мира» (1572) толкует о Тапробане, полной сокровищ, о ее слонах и гигантских черепахах, не говоря уж о том качестве, которым наделил ее обитателей Диодор Сицилийский, – род раздвоенного языка («раздвоен и разделен до самого корня; одной частью они говорят с одним человеком, а второй частью – с другим»).
Пересказав сведения, полученные из разнообразных традиционных источников, Поркакки просит у читателей извинения за то, что ни в одном из них ему не удалось обнаружить точного указания на географическое расположение острова, и подытоживает:
Хотя об этом месте рассказывали нам многие древние и современные авторы, я не нашел ни одного, кто указал бы его пределы – так что и меня тоже должно извинить, ежели я здесь уклонюсь от обычного порядка.
Вызывает сомнения и его отождествление с Цейлоном:
Прежде эта земля (согласно Птоломею) звалась Симонди, потом Саличе и наконец Тапробаной; но современные авторы полагают, что речь идет о Суматре, хотя хватает и тех, кто отнюдь не Суматру, но остров Цейлам считают Тапробаной. <…> Другие же нынешние авторы уверяют, что ни единый из древних не указал верно расположение Тапробаны; более того – настаивают, что, какой бы остров ни взять, ни один из них не является искомым.
Так постепенно Тапробана из острова, на котором всего через край, превращается в остров, которого нет, – и в этом качестве о нем будет писать Томас Мор, «между Цейлоном и Америкой» разместивший свою Утопию, и на Тапробане же воздвигнет свой Город Солнца Кампанелла.