Сотворившая себя

Тони становилась экспертом в отношении мужчин. Она анализировала работу компаний, чьи акции «Эддер и Стерн» предлагали своим клиентам. Она много ездила по стране, разговаривала с руководством, ходила по заводам, анализировала цифры. Результаты ее работы в виде отчетов рассылались брокерам «Эддера» и использовались как рекомендации для купли-продажи акций.

– Тебе нужно было бы быть мужиком, – сказала Тони Бренде. Спорим, что, если бы отчет написал мужчина, все было бы решено давно.

Мысль об Эде Словацки, с его белесыми ресницами и удовлетворительными оценками, промелькнула, но Бренда решительно отбросила ее.

– Может быть, в твоем бизнесе существует мужской шовинизм, но мы – ученые, – сказала Бренда. – Ученые опираются только на результаты опытов. Пол здесь ни при чем. Хейнрих всегда давал мне сложные задания, зная, что я все сделаю и уложусь и в сроки, и в бюджет.

– Не обманывай себя, Бренда, – сказала Тони. – Ты всего лишь славная девочка для Хейнриха. Он просто использует тебя.

– Тони, мне не нравится твой пессимизм, – сказала Бренда.

– Может быть. Но это скорее реализм.

Тони была единственной женщиной в компании «Эддер и Стерн», за исключением Реты Эш, специалиста по очистительным средствам, которая работала раньше в «Ревлоне» и в фирме «Рубинштейн». Эта женщина говорила грубым, пропитым голосом и держала всех в страхе, потому что она знала все тайны фирмы.

– Они называют меня «девочка», – жаловалась Тони Бренде. – И это после двух лет работы на фирме! Знаешь, как реагируют мужики, когда я приезжаю составить отчет? Они оскорблены тем, что к ним прислали девчонку. Для них это означает только одно: «Эддер и Стерн» считают их компанию второсортной. Поэтому мне приходится быть очень строгой и подкованной во всем. Иногда это срабатывает, но чаще они звонят в Нью-Йорк и спрашивают, зачем им прислали «эту девчонку»; и это в моем присутствии! Приходится одному из компаньонов говорить с ними и успокаивать. А знаешь, что потом?

Бренда покачала головой. Она была удивлена и возмущена. Ее работа в лаборатории была ограничена общением с другими биохимиками и Лебеном. Она понимала теперь, как мало она знает о мире бизнеса.

– Нет, – сказала она. – Что дальше?

– Они начинают приставать.

– Ну да! В наше время?

– Да, да. В наше время. Они ведут себя так, как будто я – вернее, мое тело – пришла по «этому» делу. Те, кто повежливее, говорят: «Ну вы не станете скучать вечером в «Шератоне» одна. У моего приятеля есть квартира». Те, кто попроще, говорят сразу: «Вы, свободные женщины, даете всем. Почему бы не мне?»

Бренда была поражена, хотя она вспомнила сейчас, что один из лаборантов часто, как бы случайно, касался ее груди, когда приходил заменять пробирки.

– Ну, и что ты им говоришь? Как ты справляешься с этим? – Она сама «справлялась» с лаборантом притворяясь, что не замечает этого.

– Не очень-то хорошо, – призналась Тони. – Если я говорю, что я не согласна, они начинают выпытывать у меня, с кем я живу. Если я посылаю их к черту, они говорят, что я слишком злая. – Тони пожала плечами. – Я чувствую, что у меня портится характер, я все время в обороне. Ты не поверишь, сколько парней говорили, что спали со мной. Ложь, конечно. А потом говорят: «Ты была с Джо Блоу. А я чем хуже?»

– После этого «Медлаб» кажется раем, – сказала Бренда. Она поклялась себе никогда не становиться такой злой и ожесточенной, какой становилась Тони, никогда не носить одежду в мужском стиле, которая больше походила на броню, чем на платье. Тони стала поправляться, а ведь раньше она была такой стройной! Бренда подумала, что Тони, возможно, все это делает, чтобы не выглядеть слишком привлекательной.

Давая себе подобные обещания, Бренда решила не сидеть, сложа руки: если Лебен не вызовет ее через неделю, она предпримет что-нибудь серьезное.

Бренда вновь послала свой отчет Лебену и копию его – шефу Лебена, Сэму Винсенту, возглавлявшему всю научную работу в «Медлабе».

Через два дня копия была на столе у Бренды с карандашной пометкой «хорошая мысль – С. В.» и просьбой составить примерную смету расходов. Через неделю Бренда отдала один экземпляр сметы Хейнриху, и копию – Сэму Винсенту, которого она уже считала своим покровителем.

Когда Хейнрих пригласил ее в свой кабинет, Сэм Винсент тоже был там, высокий, благообразный, учтивый, с едва намечающимся брюшком. Но если Сэм мягко улыбался, то Хейнрих довольно жестко говорил.

– Ваша идея о инсулиновом рецепторе кажется многообещающей. И смета в порядке, – Хейнрих тщательно набивал свою трубку.

Бренда с трудом сдержала улыбку. Она пыталась выглядеть серьезной ученой дамой.

– Нам придется поломать голову, как впихнуть эту работу в бюджет, но я думаю, мы постараемся уложиться, – сказал Хейнрих. – Вы возглавите эту работу. Это ваше дитя.

– Благодарю вас, – сказала Бренда, как обычно она говорила в колледже, когда учитель ее хвалил. – Я рада, что вы согласны со мной. Боюсь, что другой подход оказался неудачным.