Соучастие

На другом конце провода энергично гмыкнули.

Потом было совещание и служебная подготовка с участковыми инспекторами. Около двенадцати начали звонить оперативники, работавшие на территории. Их короткие информации о проверке взятых под подозрение лиц стали вносить ясность в контрольные мероприятия. Дал знать о себе и Филаретов. Он сообщил, что по имеющимся у него данным кражу из квартиры Архипова совершил высокий, крепкого сложения мужчина, одетый в коричневую спортивную куртку. Такие же сведения были получены его сотрудниками и от жильцов, которые гуляли около дома в часы происшествия.

— Сориентируй своих ребят о приметах, — попросил Филаретов. — Будем розыск вести сообща. Если получишь новые данные, дай знать без задержки.

Звонок Филаретова конкретизировал поиск, давал хорошую основу для проведения целевых розыскных действий.

В кабинет, позвякивая ключами, вошел Савин.

— Привет сыщику! — бодро сказал Арсентьев, отрывая взгляд от бумаг на столе. — Чего хмурый?

— Устал после ночи. Но все равно упущенное наверстаю, — ответил Савин. — Приеду домой и сразу под душ, потом чай с молоком, и буду спать до утра, — последнюю фразу проговорил так уверенно, что сомневаться в этом решении было нельзя.

О том, что устал, Савин не преувеличил. Выглядел он утомленно.

— Судя по виду, ты в отличной форме, — подбодрил его Арсентьев. — Придется чаще тебя брать в «ночное».

Савин не принял шутки.

— Не разыгрывай… Я и вправду замотался. Спросишь: почему? Допрос Пушкарева оказался гораздо сложнее, чем предполагал! А насчет «ночного» — в дальнейшем будешь обходиться без меня. Я не гладиатор, чтоб по три смены вкалывать.

— Ничего, ты явление исключительное. Выдержишь! — Арсентьев, добродушно улыбаясь, похлопал его по плечу. — Потом не забывай: следователь, как и оперативник, должен быть стройным, подтянутым…

— Самое главное — мудрым!

Присев на край стола, Арсентьев спросил:

— Ну, что у тебя там? Говори! Какие головоломки с парнем?

— Вообще-то Пушкарев орешек не из трудных. Показания о краже дал сразу. Без утайки, — ответил Савин. — Эта задача, можно сказать, была решена за пять минут.

— Браво, мастер! Ну а на чем же ты надорвался?

— Понимаешь, когда допрос идет обычно — один упорно врет, а другой с еще большим упорством доказывает правду, — здесь все ясно. Стандартная ситуация. Но когда допрос по самым острым моментам проходит гладко, но при этом малозначительные обстоятельства и факты настойчиво отрицаются, то невольно спрашиваешь себя: что за этим кроется? Что происходит с задержанным? — Савин прервал рассказ и задумался. — Обычно такое бывает, — продолжал он уже с большей уверенностью, — когда за этим малозначительным стоит что-то серьезное. Вот я и разбирался…

Арсентьев вышел из-за стола, походил по кабинету и, привалившись спиной к сейфу, спросил:

— Ты не ошибся в парне? Что может быть за ним?

Савин вспомнил весь ход допроса.

— Понимаешь, Пушкарев производит хорошее впечатление. Я почувствовал это по его ответам, даже тону. Особенно когда стал давать показания… — Савин встал, линейкой ткнул в форточку. Поток прохладного воздуха сразу же раздул парусом золотистую штору. — Но почему о своих связях он ни слова. Вопросы о Тарголадзе принимал в штыки: не знаю, не видел, не помню. В чем дело? С каждым его ответом я все больше убеждался, что он скрывает. Пушкарев явно чего-то боится. Может, кого-то.

Арсентьев слушал с интересом и изредка, словно поддакивая, кивал головой.

— В этом ты видишь какие-то доказательства?

— Никаких! Только улики поведения. Но чем больше думаю о них, тем больше прихожу к выводу, что мои вопросы о Тарголадзе попали в цель.

В кабинете было по-прежнему душновато, судя по всему, в котельной работали с перевыполнением плана; батареи дышали жаром. Савин легким движением руки ослабил узел галстука.

— А может, он просто волновался? — сказал Арсентьев. — Может, о своих связях не говорит потому, что боится огласки? Стыдно парню. Рассуди и по-другому. По сравнению с твоей у него была невыгодная позиция. Ему и маленький вопрос мог казаться больше Гималайских гор. Допрос не обычный разговор. Он записывается и подписывается. Ты же не новичок в следственной работе. Спрашивать и отвечать — не одно и то же. Состояние разное…

— Конечно! Но допрос — тоже экзамен на честность. Вот где обнажается вся суть человека, совершившего преступление… Почему он скрывал Тарголадзе?

— Не забывай и другого: нигде так не грешат против истины, как на допросе. — Арсентьев помолчал. — Ты вот что… Как вышел на свои маленькие вопросы? — поинтересовался он.

Савин легко усмехнулся:

— Старая хитрость. Ей тысяча лет. Проиграл то, что удалось получить при осмотре, выяснить у Тамары, работников гостиницы, потерпевшего… В общем использовал имеющуюся информацию, ну и импровизация небольшая. При таком материале это несложно.

— Похоже, ты жестко допрашивал.

— Наоборот! Мягко указал на нелогичность, на противоречия. Для пользы следствия это не возбраняется и не вредит делу.

Арсентьев опять заходил по кабинету.

— Что было дальше? Говори, не скрывай.