Хед вернулся на тротуар и задумчиво побрел по Лондон-роуд в сторону Маркет-стрит. Обращаться к Мортимеру было еще слишком рано, если судить по закрытым ставням на верхнем этаже белого дома. К завтраку инспектор вернулся домой, и жена сообщила ему, как она хочет, чтобы суперинтендант Уодден побыстрее ушел на пенсию – после этого она сможет знать, ждать ли мужа к ужину и во сколько. Он может делать все, что ему заблагорассудится, но так никуда не годится: его срочно вызывают и посылают куда-либо в любое время суток, он почти каждый день опаздывает к ужину, а то и вовсе не приходит на него, а ей приходится ждать, пока еда не начинает портиться.
– Так и есть, – спокойно согласился Хед, отодвигая пашотницу на дальний край стола. – Эмили, дорогая, это яйцо никуда не годится!
– Ой, Джерри, прости! Я спущу с молочника шкуру!
– Дай ему понюхать это яйцо. Как думаешь, в кладовой найдется окорок? Я сегодня таскал кирпичи и нагулял себе здоровый аппетит.
Жена поспешила принести окорок и успела поцеловать мужа в макушку перед тем, как тот отрезал для себя хороший кусок.
– Джерри, ты просто испытание, но я бы ни за что не осталась без тебя. И мне приятно видеть, что ты завтракаешь, как следует – это подкрепление на весь день, а я знаю, что тебе предстоит хорошо потрудиться.
***
Симпсон, репортер, накануне преследовавший инспектора Хеда у калитки усадьбы, теперь стоял у входа в «Герцога Йоркского», и когда Хед после завтрака шел по Маркет-стрит, газетчик подстерегал его: утром начальство позвонило Симпсону и сообщило, что ему следует
– Доброе утро, мистер Хед. Как продвигается дело? – нетерпеливо спросил журналист.
– Потихоньку, – с явной неохотой ответил инспектор. – Я просмотрел, как вы расписали те немногие сведения, которые я сообщил вам вчера, и теперь уверяю: дело идет потихоньку. И это единственное, что я могу сказать.
– Я писал лишь о том, что вы рассказали мне, – запротестовал Симпсон.
– О, да! Но любой, кто прочитает это, сможет подумать, что я шепнул вам на ушко что-то большее. Но, мистер Симпсон, я всего лишь деревенский шутник, но не умник, и я ничего не знаю. Как и вы сами, насколько я понимаю.
– Извините, мистер Хед. Мне нужно каждый день отсылать что-нибудь в редакцию.
– Так отошлите самого себя. Все равно расходы по доставке оплачивает ваше начальство! Мистер Симпсон, я люблю побыть в уединении – в этой глуши ничего нет лучше, чем пребывать в обществе себя самого. Хорошая погода, не так ли? Доброго утра.
Инспектор отвернулся от журналиста как раз вовремя, чтобы столкнуться с Джоном Лэнгтоном, который как раз привязал свою лошадь и собирался войти в «Герцога Йоркского» – в тот день там проходила встреча охотников, и пришедший пораньше Лэнгтон предвкушал беседу в курительной.
– О, Хед! Сегодня отличный день для охотников, не так ли? У вас найдется свободная минутка? Я думал, что надо бы с вами встретиться.
– Ну, конечно, мистер Лэнгтон, – ответил удивленный Хед. Он не мог придумать ни одной причины, по которой он мог бы потребоваться Лэнгтону, и на мгновение стал очень внимателен.
– Входите, – пригласил Лэнгтон. – Пока еще есть время заглянуть в курительную. То есть если вы не заняты.
– Не слишком занят, сэр, – ответил Хед и проследовал за Лэнгтоном в курительную гостиницы. Там Лэнгтон выяснил, какой напиток Хед предпочитает в столь ранний час (это оказался очень некрепкий напиток), и отдал заказ Малышке Нелл, как звали официантку.
– Хед, вы меня удивляете, – сказал Лэнгтон, когда Малышка Нелл оставила их, а заглянувший внутрь Симпсон вышел обратно, заметив их.
– Как и многих, – улыбнулся Хед. – Не то, чтобы я привык удивлять людей, но такое иногда происходит.
– Но на этот раз удивление не из приятных, – отметил Лэнгтон.
– Мистер Лэнгтон, вы ведь юрист, – снисходительно улыбнулся инспектор. – Вы были барристером. Так что вы знаете, насколько неразумно пытаться что-то выведать перед тем, как раскроются все факты! Это невозможно.
– Когда-то я был парламентским барристером, мистер Хед, – ответил Лэнгтон. – Так что об уголовных процессах я ничего не знаю, да и не хочу знать. Но раз уж я встретил вас, то мне хотелось бы узнать, отчего вы начали травлю одного моего очень хорошего знакомого – человека, который связан с убийством Картера не более, чем я. Я говорю с вами напрямую, и вы понимаете, о ком идет речь, так что не улыбайтесь и не пытайтесь напустить на себя таинственный вид – со мной такое не пройдет. Так в чем дело?
– Травля, мистер Лэнгтон? – Хед ухватился за это слово и повторил его с выражением удивленной невинности. – Я совершенно уверен, что мы ни в чем не перешли границы того, что от нас требует долг.