Соучастие

— Успокаиваешь? Я все-таки попробую насчет вагонов. Может, повезет…

— Не смеши, дорогой, — оборвал Гурам. — Не говори глупости. Молчи и слушай. — Он встал и обнял Виктора за плечи. — Везение — удел для дураков, а ты умный. Тебе нельзя жить на авось. Это мелко. Кстати, — Гурам сделал многозначительную паузу, — Тамара о тебе высокого мнения!

— Что имеешь в виду?

— Говорила, что решительный, смелый, хваткий парень, а ты разнюнился…

— Какой я хваткий…

Гурам о чем-то еще говорил, но Виктор слушал невнимательно и отвечал невпопад, потому что понимал сейчас, что вел себя в последние дни просто глупо. «О чем же я думал эти дни? — спросил он себя. — О себе думал! — неожиданно пришла мысль. — Для себя поехал сюда, для себя и в карты играл. Деньги растратил тоже на себя. Как все сложно и просто! К экзаменам готовлюсь, не работая, выходит, тоже для себя. Мать на полторы ставки пошла, а я как тунеядец…»

Все происшедшее с ним представлялось ему в эти минуты в совершенно неожиданном свете.

— Понимаешь, я виноват перед матерью. Мучает совесть. Я никогда не смогу сказать ей правду… — Он сжал ладони так крепко, что кончики пальцев покраснели.

— Неправильно говоришь! — сказал Гурам глубокомысленно, словно почувствовал себя задетым. — Зачем такой перебор? Совесть людям по-разному служит. Одним вредит, спать не дает, другим на пользу идет. Это кто как к ней относится и понимает. Совесть! Слово-то какое выдумал. Теперь к ней люди ловко приноравливаются. Вот насчет правды — это точно. Скрывать ее — удел сильных, потому что она пить, есть хочет. Человека гложет. Слабаки и эгоисты обычно от правды бегут. Пусть другие с ней маются. Вот и ты хочешь свой груз на мать повесить. Пожалей ее-то! Держи свою правду взаперти.

— Ты что? Ты что говоришь? — укоризненно воскликнул Виктор.

— Что говорю? Не понял? Скажу другими словами. Легко жить хочешь. Я думал, ты наивный. Оказывается, нет. За мать спрятаться хочешь. Дешевка ты! — Лицо Гурама скривилось. — Самая настоящая дешевка!.. Насчет матери от меня доброты не жди. Это слово у меня вот тут, — он стукнул себя в грудь. — Надеюсь, понял? Вот так!

Обида захлестнула Виктора. Он резко встал. Была одна мысль: отплатить Гураму за оскорбление. Виктор рванулся к нему.

Гурам уклонился от удара. Теряя равновесие, Виктор упал на кровать и прикрыл голову руками, но ответных ударов не последовало.

— Ты растешь в моих глазах! — бросил Гурам. — Удар у тебя приличный. Браво! Но знай, разговор с помощью жестов теперь не в почете.

— Кати отсюда! — задыхаясь крикнул Виктор.

— Я? — усмехнулся Гурам.

— Ты! — эхом откликнулся Виктор. Губы его дрожали.

Гурам подчеркнуто спокойно сел в кресло.

— Давай без нервов. И не пытайся портить мою физиономию. Скажу прямо. Я уважаю тебя еще больше. Есть характер! Но если гонишь… Что ж, оставайся один. У меня тоже гордость.

Виктор медленно приходил в себя. Обида тускнела. Но странно, ссора с Гурамом зародила неожиданное чувство. Ему казалось, что вина перед матерью стала меньше. Ведь он защищал ее.

— Эх ты, штатив в брюках, — сказал Гурам проникновенно. — Тебе паровоз срочно нужен. Вытаскивать надо…

— Если меня, то не нуждаюсь…

— Тебя, конечно. Из долгов. Между прочим, я Леве твой карточный долг — сто пятьдесят рублей отдал. Теперь ты в должниках у него не ходишь.

— Это как понять?

— А так! Я не из тех, кто товарища бросает. Ты же без денег остался.

— Приедем домой — отдам без задержки.

— О чем ты, Виктор! Не забивай себе голову… Будь проще, — спокойно произнес Гурам. — Знаешь, какое самое большое богатство в жизни? Нет? Друзья! Им всегда надо помогать. Это дело взаимовыгодное.

Они замолчали.

— Ты днем свободен?.. Помоги посылку отправить.

Виктор кинул быстрый взгляд на Гурама.

— И у тебя проблемы? Давай без предисловий. Как говорится, где, когда, в связи с чем и почему я должен это делать? С чем посылка?

— Ты мой друг! От тебя секретов нет, — сказал Гурам без запинки. — Конечно, не с ширпотребом. С дефицитом она. Кофточки-мофточки разные…

— Ну знаешь! Я к этому не готов.

— А к чему ты готов?

Виктор промолчал.

— Дефицит в ходу, — продолжал Гурам. — Сейчас многие в вещи играть начали. Завидуют не тому, чего у них нет, а тому, что у других это есть. Балдеют от цветастых фирмовых ярлыков…

— Ну и пусть балдеют, тебе-то что? — бросил Виктор. — Неужели, помимо тряпок, ничем не интересуешься?

— Ошибаешься, интересуюсь, — чуть улыбаясь, ответил Гурам. — Я жизнью интересуюсь! Даже очень. Вот только не разберусь, в чем счастье? Какое оно? Сначала думал — в девчонках. Знакомился, встречи имел, а они все на одно лицо оказались. Потом решил: в деньгах, но и в них радость небольшая, хотя никто без денег жить и радоваться не научился. В чем счастье, до сих пор точно не знаю. Читал где-то, что оно в том, чтоб быть нужным людям. А им не я, товар мой нужен. Выходит, мое счастье ломаного гроша не стоит. Может, оттого и сердце тоскует?.. Об этом я тебе одному, от души…

Они долго стояли у окна. Солнце светило совсем по-весеннему.