- Возможно. Жди здесь. - Она отступает, не сводя с меня глаз, пока не исчезает в полумраке неосвещенной квартиры. Я делаю, как она сказала, и не двигаюсь с места. Когда она возвращается, я не могу сдержать улыбку. У нее в руке электрошокер. Она держит его так, чтобы я мог хорошо его видеть. - Если мы собираемся это сделать, то он должен быть всегда при мне. Ты понимаешь, что я вырублю тебя и вызову полицию, не раздумывая, верно?
- Да. Я понимаю.
- Тогда ладно. Можешь зайти.
Честно говоря, я немного удивлен, что она согласилась. Если бы я был на ее месте, то, наверное, даже не открыл дверь. Она снова скрывается в тени, и я следую за ней в квартиру, мои движения медленные и продуманные. Меня никогда раньше не вырубали электрошокером, но могу представить, что это не особо весело. Ньюан включает свет где-то внутри квартиры, и ее холодный, стерильный мир оживает под светом галогенных прожекторов. Она указывает головой в сторону массивного дивана, который стоит перед огромной стеклянной стеной.
Телевизора не видно. Словно вид на город, открывающийся из окон от пола до потолка, сводит на нет необходимость в подобной вещи. Я иду по квартире, борясь с ухмылкой, когда Ньюан направляет электрошокер мне в грудь. Снимаю куртку, в основном для того, чтобы она увидела, что на мне только футболка, а под кожаной курткой ничего нет, и опускаюсь на диван.
Ньюан бочком проходит мимо меня и присаживается на краешек вычурного, совершенно неудобного на вид кресла. Если бы кресло было человеком, это была бы супермодель - слишком худая и пафосная.
- Так о чем ты хочешь поговорить? - спрашивает Ньюан.
- Разве ты не должна задавать мне вопросы?
Она закатывает глаза. Наверняка эта женщина была задиристой соплячкой в школе.
- Зет, уже полночь. У нас не типичный сеанс, верно? Давай сразу перейдем к делу.
- Хорошо. - Я смотрю на нее, гадая, как она к этому отнесется. Я никому не рассказывал о тьме, которая меня терзает. Ни одной живой душе. Хотя достаточно часто представлял себе реакцию окружающих. Отвращение. Ужас. Жалость. Жалость - самое страшное. - Мне снятся кошмары, - говорю я ей. - И я часто бываю жестоким, когда просыпаюсь от них.
- Что происходит в этих кошмарах? - спрашивает она.
Перемена в ней незаметна, но для меня совершенно очевидна - она вдруг становится врачом, хотя и очень подозрительным, осторожным врачом, а не женщиной, затаившей обиду. То, как она спрашивает о моих кошмарах настолько небрежно, настолько отрывисто и клинически, что мне легко рассказать ей об этом. Почти.
- Я сплю в своей кровати, - говорю я ей. - Маленький. Не знаю, сколько мне лет.
- До или после того, как убили твоих родителей? - вклинивается Ньюан.
Никакого мягкого, нежного подхода. Она погружается в вопрос сломя голову.
- После, - говорю я.
- Ты знаешь, где находишься?
- Да.
Она окидывает меня взглядом.
- Я в своей спальне. Лежу в своей постели у Чарли дома.
- Ясно. И что происходит, когда ты лежишь в постели в доме Чарли?
- Я просыпаюсь, на моем лице подушка. Я не могу дышать.
Ньюан кивает, перекладывая электрошокер из одной руки в другую. Разве она не должна записывать всю хр*нь которую я говорю или что-то в этом роде?
- И как ты реагируешь на это? - спрашивает она.
- Я слетаю с катушек. Брыкаюсь, вырываюсь, борюсь за свободу. Я падаю с кровати и прижимаюсь к стене. Я вижу… вижу его.
- Его?
- Он говорит, что он - это я, моя тень, но я знаю, что это не так. Этот мужчина совсем взрослый и от него пахнет бурбоном, а я маленький. Я очень маленький.
- Так ты с ним разговаривал?
- Он разговаривал со мной.
- Он говорит что-то помимо этого?
- Он говорит, что убьет меня.
- И как ты на это реагируешь?
Я злобно смотрю на нее.
- Плохо.
- Я пытаюсь понять, что это за версия тебя, Зет. Иногда подсознание воплощает наши тайные страхи, делая нас слабыми в наших сновидениях, лишая силы, так что мы чувствуем себя неспособными защитить себя или обороняться. Часто это связано с чувством незащищенности, которое мы можем даже не осознавать в повседневной жизни. А учитывая то, какую жизнь ты ведешь, не удивлюсь, если именно это с тобой и происходит.
- Это не совсем то, что происходит, - говорю я ей.
- Неужели? Потому что ты непобедим, надо полагать? Потому что ты большой, плохой Зет Мэйфейр и ни о чем, бл*дь, не беспокоишься?
Я смеюсь над этим. Ей удается относительно хорошо скрывать это, но мне хочется указать на это: Эй, док. Твое презрение бросается в глаза.
- Нет. Я не непобедим. И я беспокоюсь о разных вещах. С каждым гребаным днем, кажется, все больше и больше. Я говорю, что это не то, что происходит со мной, потому что на самом деле это не так. Моему подсознанию наплевать на то, что происходит в моей голове, когда я сплю. Это больше похоже на сломанный видеомагнитофон. Он воспроизводит одно и то же на повторе снова и снова. Он воспроизводит то, что произошло на самом деле.
Ей требуется секунда, чтобы осмыслить мои слова.
- Так это реально? Происходило на самом деле?
- Да.
Она бросает на меня осторожный взгляд, которым, как я полагаю, она награждает всех жертв жестокого обращения.