Соучастники

“Твердую холодную синеву” отрецензировали в целом положительно – как и в Каннах. Известно, кто решительно одобрил, большинство рецензионных телепередач уделили время. В вашем достопочтенном издании, “Нью-Йорк таймс”, нас оценили аж в четыре звезды – написали, что фильм “напряженный, выразительный и пугающий, а лежащая в его основе человечность преодолевает жанровое обличье”. Весь наш офис прыгал от радости.

А потом нас номинировали на “Золотой глобус”.

Собственно говоря, дважды: на “Лучший монтаж” и на “Лучший оригинальный сценарий”.

В день, когда объявили номинации, наш офисный телефон звонил не переставая. Наши почтовые ящики затопило поздравительными письмами, и нам с Зигги пришлось сочинять на каждое жизнерадостный благодарный ответ. В офис без конца прибывали букеты цветов, бутылки шампанского и другие необязательные подарки от людей из индустрии, которых мы не видели месяцами. Вложив за полгода так много сил в Холли и “Яростную”, я со скрипом переключалась на наш предыдущий фильм. Но продюсеры и должны заниматься несколькими проектами разом: куда направляется внимание зрителя, туда и мы. А внимание зрителя тогда было в основном приковано к “Твердой холодной синеве”.

С этим фильмом мы в следующем месяце отправлялись на церемонию вручения “Золотых глобусов”. Нам предстояло посетить легендарный банкет, сесть за круглые столики, ужинать и глушить вино с голливудской элитой. Там будет красная ковровая дорожка с камерами и телеведущими, звезды первого ряда будут подниматься на сцену и говорить слова, а я буду находиться в одном с ними помещении. Может быть, даже сидеть за соседним столом.

Позже на той неделе, когда Хьюго прилетел из Лондона, Сэмми Левковиц позвал нас на ужин. Это было шикарное чванливое действо в некоем чинном заведении в мидтауне. Сильвия и то хватила текилы, словно сидевший в ней дух соперничества требовал показать, что она может повеселиться и загулять не хуже Хьюго.

Я держалась от него подальше и в какой-то момент, уже поздним вечером, переместилась поближе к выходу – проветриться или хотя бы выйти из-под гнета окружающих. Первоначальный восторг, вызванный номинацией на “Золотой глобус”, понемногу спадал. Номинация эта означала, что у меня будет больше работы – больше разговоров с нашим пресс-агентом, больше организации показов и разъездов наряду с текущим постпроизводством “Яростной”. Отчасти я просто хотела от этого всего отдохнуть. Голова у меня закружилась, и я закрыла глаза.

Тут я почувствовала у себя на запястье чью-то руку…

Широко раскрыла глаза. Прямо передо мной стоял Хьюго с непроницаемой ухмылкой на лице. Он произнес дежурные фразы – бессмысленные любезности и слащавые комплименты: все мы-де имеем полное право хорошенько поразвлечься на церемонии вручения. Я стояла молча, волновалась.

– А ты уже придумала, что надеть?

Это был такой неожиданный вопрос, что на лице у меня, наверное, отразилось удивление.

– Золушка думает, что не попадет на бал?

Ответа Хьюго не стал дожидаться. Придвинулся ко мне с напряженным лицом.

– Ты же понимаешь, что столики на “Глобусах” не резиновые, да? Вот за каким-таким хером Сэмми Левковицу приглашать двадцати-с-чем-то-летнюю ассистентку продюсера?

Меня вдруг пробрал страх. Я исходила из того, что, поскольку я работала над фильмом с самого начала, меня обязательно на эту церемонию пригласят.

Я наконец сумела заговорить – голосом, в котором звучало негодование.

– Хьюго, ты этот фильм впервые увидел в мае. А кое-кто не один год над ним работал.

Он пожал плечами.

– Ну, дело-то не в этом, правда?

Лицо его выражало фальшивую жалость. А может, в ту минуту он и вправду жалел меня за мою наивность.

Через секунду его лицо расплылось в улыбке, угрозы как не бывало.

– Не волнуйся, милая, – он протянул руку и провел пальцем по моей щеке. – Я приложу все усилия, чтобы тебя пригласили на “Глобусы”. Ведь больше-то никому до этого дела нет.

Неприятно это признавать, но Хьюго оказался прав.

Неделю спустя я высидела тягостный ланч с Сильвией: мы вдвоем, крахмальная белая скатерть, официант, раз в двадцать минут исправно наливающий нам пино. Сильвия поблагодарила меня за все, что я сделала на съемках в Лос-Анджелесе, а потом извиняющимся тоном сообщила, что не уверена на сто процентов, что я в январе пойду на “Глобусы”.

– Мне очень жаль. Я знаю, что для тебя это огромное разочарование. – Сильвия покачала головой.

Она объяснила, что за столик нашего фильма платит Сэмми, один из самых влиятельных прокатчиков в киноиндустрии, поэтому он и должен был решить, пригласить ли меня или еще кого-нибудь из съемочной группы. Сама она, Зандер, Пит (наш режиссер монтажа, которого номинировали) и Хьюго, разумеется, шли.

– Послушай, я понимаю, в каком свете тебе это видится. Я знаю, что ты работала не покладая рук. Но Хьюго сейчас – главный инвестор в нашей компании. Ему очень важно быть на “Глобусах”.

Голос у меня зажало, горло перехватило, и я почувствовала, что слезы грозят помешать мне говорить.