Соучастники

Когда вспоминаешь это письмо, может возникнуть искушение почитать между строк. Но Сильвия имела в виду то, что написала, и ничего больше. “Будь с ним мила” не следовало понимать как “Не скупись на сексуальные услуги”. Мы в киноиндустрии действуем по-деловому, но все-таки не совсем уж в лоб. А в Сильвии мне нравилось ее прямодушие. Она видела что-то полезное для дела или потенциальный проект – и бралась за это, руководствуясь сугубо практическими соображениями. Гулянки, секс, наркотики, даже слава интересовали ее исключительно с точки зрения того, как это можно использовать. Хотя вот деньгами ее можно было заинтересовать.

Поэтому после ужина с Тэдом я довольно трезвой явилась на наш коктейль ровно к десяти часам.

“Карлтон” – безусловно, самый великолепный и изысканный из всех роскошных отелей первой линии, господствующих над Круазетт. Там Грейс Келли познакомилась с князем Ренье III, прежде чем стать княгиней Монако в 1956 году, там Хичкок снимал ее в “Поймать вора”. Даже на третий год в Каннах я слегка ликовала, когда охранники позволили мне выйти на его мраморную террасу и проникнуть в блистательную толпу, высыпавшую под звездное небо.

Я пытаюсь воскресить в памяти эту сцену десятилетней давности, тот погожий весенний вечер. Снимай я ее в кино, как бы она разворачивалась?

Я, двадцатисемилетняя, не знающая, чего ожидать, явилась бы, одна, на террасу “Карлтона”. Снималось бы, разумеется, со стабилизатором, с моего ракурса. Так что зритель идет со мной – и вместе с ним мы входим, завороженные, в эту круговерть бурного кутежа.

По правую руку звенит смех: обворожительная женщина в платье без рукавов сидит на краешке стола, окруженная группкой поклонников.

Смотрю налево и вижу перебравшего шампанского лысого мужчину, во весь рот улыбающегося группке девушек. Он спьяну роняет бокал, и тот разбивается под женские визги.

Но я иду дальше, камера следует за мной к определенной, невидимой цели где-то в глубине зала.

Потом толпа расступается – прямо перед нами проходит пара, на мгновение все заслоняя. Я проплываю сквозь кучку гуляк, и вот – только что был скрыт от глаз, а теперь на самом виду – сидит человек, в направлении которого я двигалась все это время, хотя этого я еще не осознаю.

Человек поднимает глаза прямо на меня и широко улыбается.

Это мужчина средних лет, не в расцвете сил, но сохранивший мрачную, уверенную притягательность, под знаком которой прошла его счастливая молодость. Он пополнел в талии, стал шире в плечах, и это добавляет ему внушительности, весомости при всяком взаимодействии. Движется он уже не так легко, как в молодости, но ему этого уже и не надо, потому что теперь все и вся крутится вокруг него, чтобы к нему подладиться.

Он встает меня поприветствовать. Такой загорелый, что кожа кажется дубленой; над ястребиным носом сошлись тяжелые импозантные брови. Под ними – разительно зеленые глаза, масленые, возможно, дразнящие. Словно он изучал меня задолго до того, как я наконец к нему подошла.

Это может вызвать некоторые подозрения; возможно, вид у меня такой, словно мне не по себе, словно мне уже известно о его скрытой власти. Но эти подозрения исчезают, как только он решает улыбнуться. Проблеск его сверхъестественно белых зубов заставляет меня довериться ему.

Зубы Хьюго Норта, наверное, были искусственно отбелены; иначе не могу объяснить, как он добился такой белизны. При этом, как большинство британцев, он не потрудился их выровнять, и так вот они на меня и сияли: ослепительно белые на загорелом лице, но кривоватые.

– Хьюго, – сказала Сильвия. – Пожалуйста, знакомьтесь: Сара Лай.

Приветствие Хьюго застало меня врасплох. Я ждала немудреного рукопожатия, а он подался вперед, притянул меня к себе и запечатлел на моей щеке влажный поцелуй – поприветствовал по-европейски. Непривычная к таким нежностям, я сконфуженно оцепенела. Потом он поцеловал меня в другую щеку.

– Всей душой рад знакомству, Сара. Я столько хорошего о вас слышал.

Хоть я и знала, что он из Англии, я все равно несколько опешила, услышав это британское произношение. В нем было что-то умопомрачительное, даже запретное.

Покончив с формальностями, Хьюго уселся обратно и, как будто не прерывался, продолжил разговор с Сильвией и Зандером. Хьюго развлекал нас рассказами о своих былых каннских похождениях, козыряя именами тузов киноиндустрии, к которым нам было не подступиться.

– Но вот право слово, который раз я уже в Каннах – десятый, двенадцатый? И, Зандер, ничего подобного твоему фильму я раньше не видал. То есть я просто обалдел. Картинка, движение камеры. Не сомневаюсь, что ты все это на весьма ограниченный бюджет устроил… Удивительное дело.

Хьюго восхищенно покачал головой, а Зандер благосклонно кивнул, словно святой покровитель, выслушивающий обращенные к нему молитвы.