Soul on Fire (СИ)

— Ты принесешь меня в жертву? — спросила она. У нее распахнулся халат — ее смешной халат, как у Мардж Симпсон, и Феликс, уже не улыбаясь, опустил хмурый взгляд на ее ногу. А она, не замечая, добавила: — Ты хотя бы представляешь, через что я прохожу каждую ночь?

А он вместо ответа закатал рукав по локоть. От сгиба до самого запястья красным цветом, — впрочем, это не краска, — было написано:

«Шери твоя навсегда».

— Я знаю, что ты не Мардж.

Пока она пораженно молчала, он вышел за дверь, и ей пришлось побежать за ним босиком. Он, остановившись у двери, сказал:

— Я приду. Обязательно, Шери.

Комментарий к (Monster) Under My Bed (Феликс)

Call Me Karizma – Monster (Under My Bed)

========== Venice Bitch (Юнги) ==========

Комментарий к Venice Bitch (Юнги)

выкладываю еще раз, потому что в первый раз выложилась только часть текста.

guidance: ice cream, ice queen

Так странно, что, когда ты спишь, где-то кипит жизнь. Так странно, что, когда у тебя темно, кто-то идет на работу. Заваривает кофе. Стоит в пробке. Автомобильные гудки и шум города ты представляешь только в своей голове, потому что у тебя так тихо, что только изредка слышно, как проезжает одинокая машина.

Он так мило выговаривал «Доброе утро» сонным голосом — хотя он всегда звучал сонно. Произносил с забавным акцентом, хотя у нее, вообще-то, шесть вечера. Каждый раз она отвечала:

«У меня шесть вечера». — Но он каждый раз забывал.

Он присылал фото заката, хотя она, вообще-то, спала.

Она отвечала ему на корейском, даже почти без акцента, словно уже давно жила в Сеуле. Он отвечал:

«У тебя голос, как у Ланы Дель Рей. Ты точно не Лана? Если ты Лана, и не признаешься, это перевернет весь мой мир».

А она отвечала:

«Я Лана, но не Дель Рей».

Они познакомились, потому что она учила корейский, и однажды он написал:

«Я думаю, мне стоит начать английский». — Это было так мило, что он решил изучать ее язык.

Его имя она произносила странно и часто повторяла, что оно забавное.

«Доброе утро, Лана».

«Доброе утро, Юнги».

Это было то, с чего начинался их день, пусть и в разное время, с отставанием ровно в шестнадцать часов.

Она могла только представлять, чем он занимается целый день. Он присылал фото своего рабочего места. Он писал музыку, и она могла только представлять, как он сидел с ней до трех часов ночи, когда у нее еще вчера. Она могла только слушать музыку, которую он написал завтра.

Редко удавалось переписываться в реальном времени. Когда он писал, в лучшем случае Лана работала, но чаще всегда она просто спала, хоть он и был совой и ложился поздно. Иногда она заводила будильник, чтобы ответить ему. Она приходила в ужас от его стиля жизни. Бывало, когда она вставала, оказывалось, что он вообще еще не ложился. За эту разницу во времени она успевала выспаться и проснуться, а он — ничего. Ночами он писал для нее музыку. Хотя, вообще-то, не для нее, но так ей нравилось думать, потому что она слышала ее первой.

Иногда он записывал не что-то конкретное, а просто присылал видео, где он распевался и играл себе на синтезаторе или гитаре, приписывая что-то вроде, что вышло тупо, неважно и плохо. Он писал:

«Все же надеюсь, это тронуло твое сердце».

Он писал это и не знал, что Лана, завороженная, с удовольствием слушала и сохраняла на телефон. Даже выбрала себе любимые. Она слушала его расслабляющий, проникающий в самую душу голос и думала — наверное, он поет это специально для нее. Даже если это не так.

«Я думаю, я чувствую то же, что и ты», отвечала она.

Лана любила гулять одна, с мороженым садиться в парке и слушать в наушниках его песни. Она наблюдала за гуляющими, как бегают дети, как взрослые гуляют с собаками. Она наблюдала, как кипит жизнь, пока Юнги спит.

Записывая, Юнги старался, как мог, волновался, словно это выход на сцену, потому что знал, что она будет внимательно слушать, специально выйдет куда-нибудь на улицу, сядет на скамейке с каким-нибудь «Маунтин Дью» и будет вслушиваться в каждую ноту. Будто это самое важное, что только может быть. Будто от этого будет зависеть ее жизнь — будет зависеть хоть что-то.

«В ЛА так красиво. Я прилечу когда-нибудь», писал он и никогда не прилетал.

«В Сеуле здорово. Я прилечу к тебе первой», отвечала она и никогда не собиралась туда.

Она снимала ему видео из ЛА, делала настоящие туры, будто она блогер. Только ее видео смотрел один единственный человек. И она просила снимать его тоже. Юнги не любил такую ерунду — ему было не по себе ходить по городу с телефоном. Приходилось еще давать комментарии, и он чувствовал себя полным идиотом, разговаривая сам с собой. Но все равно снимал ради нее. Дарил ей возможность побывать там, где она никогда не была. Там, куда она хотела попасть. Она постоянно бывала в Корее — вместе с ним.