Совдетство 2. Пионерская ночь

Я вспомнил, как мы, будучи безгалстучной мелюзгой, поймали на Ближней поляне ежика. Испугавшись, он свернулся в клубок величиной с детский мяч и, вспучив иголки, сердито тарахтел, как будто в нем работал маленький моторчик. Наша тогдашняя воспитательница Людмила Ивановна закатила его, подталкивая палкой, в свою соломенную шляпу, и таким образом зверек, которого назвали Злюкой, оказался в нашем живом уголке. Его посадили в большой прохудившийся аквариум, застелив дно травой и бросив туда для правдоподобия несколько сосновых шишек. Потом налили в блюдечко молоко, принесенное с ужина, и с умилением наблюдали, как он, высунув из колючек острую крысиную мордочку, лакает, помогая себе длинным розовым язычком. Когда Злюка с удовольствием съел размоченную горбушку белого хлеба, Людмила Ивановна предложила переименовать нашего питомца в Жору, от слова «обжора». Мы радостно согласились…

Днем Жора спал, а вечером начинал, нервно шурша, метаться по аквариуму. Это потому, что все колючкообразные – ночные животные, и когда люди отдыхают, они выходят из нор добывать себе пропитание. Мы страшно гордились: в лагере ни у кого, даже в первом отряде, не было своего ежа! Однако на третье утро аквариум опустел, все переполошились, некоторые даже заплакали от огорчения. Как он мог выбраться, никто не понял, даже наша вторая воспитательница Нонна Карловна, преподававшая в школе биологию, растерянно развела руками. Я тогда предположил, что у некоторых ежей есть на лапках, как у мух, особые присоски, с помощью которых они могут ходить по гладким и отвесным поверхностям.

– Юра, не сочиняй глупости! – одернула меня Нонна Карловна. – Нет у них никаких присосок. Что за странные фантазии?

– А куда же он делся?

– Украли.

– Кто?

– В том-то и вопрос!

– Тогда надо у всех проверить руки! – предложил я.

– Зачем?

– У кого пальцы исколоты, тот и украл!

– Смышленый мальчик! – Она с удивлением поглядела на меня, но руки проверять ни у кого не стала.

Разного рода идеи и фантазии мне часто приходили в голову. Например, еще в детском саду я предположил, что существуют летающие черепахи. Как это? Очень даже просто: панцирь у них, раздваиваясь, приподнимается, как у божьей коровки, давая возможность развернуться большим перепончатым крыльям. И тогда неповоротливая на земле старуха Тортилла взмывает в воздух, носясь в вышине не хуже ласточки. Моя придумка понравилась, и вскоре, объявив песочницу гнездом, мальчики и девочки из моей группы носились туда-сюда по участку, удивляя взрослых замысловатыми зигзагами.

Перейдя во второй класс и впервые приехав в «Дружбу», я, конечно, сразу же рассказал новым друзьям про летающих черепах. Идею оценили, и по дорожкам лагеря замелькали стаи октябрят, которые, вытягивая шеи и плеща по воздуху руками, мчались по дорожкам, на крутых виражах огибая, правда, не всегда удачно, деревья, мешавшие полету. Потом, с возрастом, эта детская игра забылась, но вот недавно шел я в клуб, чтобы поменять в библиотеке книги, и вдруг какой-то восьмиотрядник, растопырив руки, «с налета, с поворота» въехал мне головой в живот. Испугавшись, дурачок отпрянул и замер, покорно ожидая заслуженного подзатыльника или саечки.

– Глаза дома забыл? – строго спросил я.

– Нет.

– А в чем дело?

– Я летающая черепаха.

– Ты-ы? – оторопев и чуть не прослезившись, я понял, что моя давняя фантазия живет, переходя по наследству из поколения в поколение.

Я закончу школу, состарюсь, возможно, даже умру, а здесь, в «Дружбе», или в неведомом прекрасном «Артеке» дети будут так же играть в летающих черепах, не подозревая, что когда-то придумал эту забаву простой советский мальчик по имени Юра Полуяков…

– Ежика видел? – восхищенным шепотом спросила отходчивая Нинка.

– Угу.

– Отпадный, правда?

– Ага.

…Года через два Лемешев во всем мне признался: ночью ему стало жалко Жору, метавшегося по стеклянной тюрьме, и он, исколовшись, отпустил его погулять в лес, взяв со зверька честное пионерское слово, что тот к утреннему горну непременно вернется на место в живой уголок. Сердобольный Пашка был потрясен вероломством прожорливого обманщика, подло вильнувшего хвостом.

– У ежа нет хвоста, – возразил Козловский.

– Есть, но очень маленький, как у черепахи.

– Летающей?

– Ты помнишь?

– Конечно! Разве можно такое забыть!

И тут донесся возмущенный клекот Эммы Львовны:

– Прекрати сейчас же! Живодер проклятый!

Отряд остановился, развернулся, рассыпался и с неодобрительным интересом наблюдал за тем, как тираннозавр, замыкавший строй, догнал ежа, тот от испуга свернулся клубком, и Аркашка теперь катил его перед собой, как мяч.

– Отпусти немедленно! – завопили девчонки.

– Пожалуйста!

Мучитель мыском послал колючий клубок в темную чащу. А Голуб громко скомандовал:

– В колонну по двое становись! Оставить разговоры! Шагам марш!

Мы нехотя построились и снова двинулись по тропе.

– Какой же ваш Жаринов гад! – возмутилась Нинка.

– Это точно! Одно слово – Вонираж…

– Да уж…