Совдетство. Узник пятого волнореза

Юрий Поляков Совдетство Узник пятого волнореза

Художественное оформление — Екатерины Ферез

В книге использованы рисунки художника Натальи Трипольской

Редакционно-издательская группа «Жанровая литература»

Зав. группой М. Сергеева

Руководитель направления Л. Захарова

Выпускающий редактор А. Алексеева

Компьютерная верстка С. Клещёв

Корректоры Н. Хромова, Н. Арацкая

© Поляков Ю. М., 2024

© Трипольская Н. А., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Пальмы Нового Афона.

Купола монастыря.

На неё смотрю влюбленно,

Ничего не говоря…

(Из первой тетради)

Часть первая. Дикари

1. Поцелуй соленых губ

Утром началось Черное море. Издали оно казалось то небом, голубеющим между горами, то полем незабудок, то россыпями стекла, сияющего на солнце. Вскоре поезд пошел по самому берегу, и стало видно, как прозрачные волны набегают на крупную мокрую гальку, а потом, отпрянув, обнажают камни, поросшие буро-зелеными гривами.

Тепловоз сбавил скорость, огибая лукоморье, наверное, машинист боялся не вписаться в поворот и соскочить с рельсов. Наше купе было в середине состава. Я высунулся наружу, подставив лицо встречным порывам, и увидел весь выгнувшийся дугой зеленый поезд «Москва — Сухуми». В последнем вагоне, даже не плацкартном, а общем, ехал, как предупредила всех проводница Оксана, табор: из окон развевались цветастые тряпки, которые цыгане постирали в туалете и теперь сушили на ветру. Тетя Валя всю дорогу не выпускала из рук свой лаковый ридикюль, с ужасом вспоминая дорожные кражи прошлых лет. Из ее рассказов складывалось ощущение, что редкий пассажир добирается до места отдыха, сохранив отпускные деньги.

В окне, как на экране, показался пляж дома отдыха, его белые корпуса с портиками и дорическими колоннами (их мы проходили в пятом классе) лепились к зеленым покатым горам, видневшимся в открытую дверь купе, ее не закрывали даже ночью для живительного сквозняка. На темных бетонных волнорезах, редкой гребенкой уходивших в бирюзовую воду, стояли шоколадные люди, они махали нам руками и панамами. На деревянной вышке, напоминающей стремянку, сидел спасатель в сомбреро и ругал через рупор тех, кто заплыл слишком далеко:

— Вернитесь немедленно за буйки! Повторяю…

Но его никто не слушался. На море люди, даже военные, совершенно забывают о дисциплине. Между неказистыми телами, тесно загорающими на деревянных топчанах и расстеленных полотенцах, почти не было видно серой гальки. Наверное, миллионы трудящихся из разных уголков огромного Советского Союза съехались сюда и впритык разлеглись вдоль извилистого берега Черного моря.

— А мне ведь предлагали путевку в пансионат ВЦСПС, — грустно сказала тетя Валя. — На всем готовом!

— Ну и взяла бы… — отозвался дядя Юра. — А я бы в военный санаторий поехал.

— Ага, и запил бы!

— Ну, Валюш!

— Да ну тебя к черту, Башашкин! Знаю, что говорю!

Дядя Юра, страстный футбольный болельщик, получил свое прозвище из-за преклонения перед знаменитым центральным защитником ЦСКА Анатолием Башашкиным, прославившимся своими длинными пасами.

Потом опять потянулся дикий берег с выброшенными штормом корягами и черными пятнами кострищ. Вдоль воды, с опаской поглядывая на грохочущие вагоны, ковыляли бакланы, смахивающие на серых гусей с короткими шеями. Над морем метались жалобные чайки. Вдали, у горизонта, виднелись сиреневые силуэты кораблей, томящихся на рейде. А чистое синее небо перечеркивали две параллельные реактивные полосы, похожие на рубчатые следы шин в снегу.

В купе было влажно и жарко, будто в парилке Доброслободских бань, куда с отцом мы теперь ходим по субботам, так как новый директор Маргаринового завода Зобов запретил мыться в казенном душе тем, кто не в штате предприятия.

— Воды ему, что ли, жалко? — сердился, узнав, Тимофеич. — У нас вода пока еще бесплатная.

— Не воды. Воды — залейся. Яичный порошок стали подворовывать. Завод не проходной двор. Мы на партбюро Зобова поддержали, — строго объяснила Лида.

— А где же теперь мыться? Тогда пусть в общежитии душ устроят!

— Мы этот вопрос тоже поставили. Ребром. А пока будете ходить в баню, как все.

— Не все! У некоторых буржуев дома ванны имеются.

— К концу пятилетки отдельных квартир с удобствами станет больше на десять процентов, — со знанием дела сообщила маман.

— Вот обрадовала, кулёма!

Я лежал на верхней полке, подставив лицо теплому встречному ветру, который пах пряными южными ароматами, как булочная-кондитерская — ванилью. Напротив меня храпел под простыней наш попутчик Добрюха, эту смешную фамилию я прочитал на кожаной бирке его багажа. Чемодан, облепленный этикетками, одиноко стоял на тележке, которую носильщик торжественно подвез к вагону за минуту до отхода поезда. Опаздывающий пассажир неторопливо шел следом, покачивая великолепным магнитофоном «Сони» размером с коробку из-под зимних ботинок.