— Приемлемо, — усмехнулся Шиль, но не удержался, добавил: — Хотя знаешь, паре ульхов я с удовольствием морды поправил. Ацтаки просил без огня, так что мы щиты от их воплей поставили — Лунь отличную штуку придумал — и в рукопашную. Потом, правда, нас было от них не отличить… Я одежду после всю выбросил — рыбой провоняла, не отстирать. Целитель тот, которого с нами в команде отправили, тоже не робкого десятка оказался. И ругался не хуже Ацтаки.
Аль внезапно осознал, что друзья за эти дни тоже изменились, черты лиц стали взрослее, в глазах появилась жесткость.
— Франтех у нас, наконец, выбрал специализацию, — хитро улыбнулся Лунь, смотря на друга. Тот залился нежным румянцем, потом признался смущенно:
— Целителем хочу стать, но не по людям, а по животным.
— В него одна ульхиня водой плюнула, — с ухмылкой во все лицо пояснил Шиль, — когда он ее после утопления откачивал, так Ацтаки сказал — плевок водой у ульхов считается поцелуем, ну наш красавец на нее и запал.
— Ничего не запал! — разозлился Франтех. — Хватит пепел нести!
Он подхватил с земли шишку и разозлено кинул в веселящегося Шиля.
— Отказываешься от невесты⁈ — завопил тот, отбегая. — Она на море, небось, ждет, все глаза свои плоские выплакала.
— Ах ты! — Франтех с еще одной шишкой в руке бросился вдогонку.
— За Майру не переживай, — проговорил Лунь, провожая неодобрительным взглядом носящихся с воплями среди деревьев друзей, — мы за ней присматривали.
— Глаз не спускали! — крикнул, проносясь мимо, Шиль.
— Ничего не было! — пропыхтел, догоняя его, Франтех.
Аль закаменел. Воздух смешался с ледяной водой, стылым холодом пробираясь за шиворот, мир сузился до вопроса:
— Чего не было⁈
Лунь выругался, обозвав друзей болтливыми старухами.
— Ни–че–го, — повторил он по слогам, и Аль стиснул кулаки, ощущая, как внутри поселяется нечто мерзкое.
— Правда, ничего, — подтвердил, резко притормаживая, Шиль, — тот придурок с букетом не считается.
— Я предлагал только букет в канал выбросить, а его владельца не трогать, — доложил с обидой Франтех, не одобряя неоправданное насилие.
— Он все равно выплыл, — возразил Шиль, — а раковину на голову рыжему Лунь надел, я вообще ни при чем.
Мир плыл, он то горел, то леденел ненавистью. Аль рвано выдохнул, заставляя себя успокоиться.
— Заткнитесь уже, — простонал Лунь, сочувственно посмотрел на командира: — Она ни на кого не взглянула. Честно.
— Даже на того верзилу, который вечером к нам по борту залез. На лодке подплыл, жыргхвова задница, — клятвенно заверил Шиль, — мы потом везде сигналки расставили, Лунь еще ловушек наделал.
— Хорошо, что меня там не было, — сузив глаза, произнес Аль вымораживающим голосом, — а то без жертв бы не обошлось.
— Прохладного утра, — с порога пожелал Фильяргу Харт, с ненавистью посмотрев в окно, где утро было уже полно палящего зноя, а воздух застыл тягучим маревом жары.
— Хотелось бы, — кивнул Четвертый старшему брату, достал из шкафа ледяной куб, активировал, и тот заклубился белым дымом — по комнате потянуло свежестью. Фильярг встал, закрыл окно, задернул шторы, отрезая кабинет от жары.
— Случилось что-то? Плохое? — недовольно уточнил он, откладывая бумаги. В принципе, у него отпуск. Через пару дней они всем семейством собирались на Землю, так что супруга активно паковала чемоданы. Фильярг и на работу заскочил на часик кое–что подписать, чтобы службы готовились к началу учебы.
— Да. Нет, — кратко ответствовал Харт и бросил с понимающей улыбкой: — Не злись. Я свой огонек к вам отправил, так что пару часов им будет не до тебя.
Фильярг неодобрительно покачал головой — мастер интриг даже дома работой занимается — и откинулся на спинку кресла:
— Выкладывай.
Выкладывать Харт не спешил. Встал со стула, прогулялся по кабинету, переставил с места на место пару артефактов. Вернулся, сцепил ладони перед собой и спросил глухо:
— Тебе не кажется, что отец ведет себя странно?
Фильярг усмехнулся — он ждал этого разговора. Кто еще заметит изменения в поведении отца, как не Третий?
— Харт, он всегда его любил больше остальных, ну еще Первого. Мы взрослые с тобой люди и понимаем, что ребенок от любимой женщины не то же самое, что от выбранной советом. Так что заканчивай ревновать.
На него посмотрели с удивлением, прислушались к себе и аргументированно заявили:
— Это не ревность. Это непонимание. А когда я не понимаю, я начинаю переживать.
А переживающий Харт — это головная боль всего государства.
— К тому же он ничего, — подчеркнул Третий, — не рассказал о разговоре с твоей женой. Кстати, ты ее не спрашивал?
— Нет и не собираюсь.
Харт глянул с укоризной, но настаивать не стал.