Соверен

Малеверер и сержант Ликон не выходили у меня из головы, перед мысленным взором упорно возникал образ Бродерика, медленно раскачивающегося в петле. Потом я вспомнил, что как раз сегодня Барак собирался встретиться с приятелем, которому удалось добыть какие-то сведения об отце Тамазин. Любопытно, что он узнал? На ум пришел Мартин Дейкин, и я уже решил не откладывая сходить в Грейс-Инн и узнать о нем. Но потом вспомнил, что вид мой наводит на людей ужас, и отказался от этого намерения. К тому же до моих собратьев по ремеслу могли дойти слухи о происшествии в Фулфорде, а я чувствовал, что не в состоянии вынести докучливых расспросов.

«Ничего, — сказал я себе, — в Грейс-Инн я схожу завтра, избавившись от наручника. Может статься, я встречу там Билкнэпа. Знает ли эта продувная бестия, каким испытаниям меня подвергли, дабы обеспечить ему победу над законом?»

Я решил посмотреть, что творится на месте старого фруктового сада, надел сапоги и вышел из дома. На дорожках стояли лужи, а у дальней стены, за которой начинался фруктовый сад, земля превратилась в настоящее месиво. Я отпер калитку и вышел.

На участке земли, раскинувшемся передо мной, яблони росли на протяжении столетий; это были старые, искривленные, шишковатые деревья. С одной стороны сад тянулся до Канцлер-лейн, с другой — до ограды Линкольнс-Инна. Барак ничуть не преувеличил, когда сказал, что ныне он превратился в болото. Ямы, оставшиеся от выкорчеванных яблонь, были до краев наполнены водой. Древесные корни более не поглощали грунтовых вод, да и осень выдалась на редкость дождливая. В результате у самой стены возникла невероятных размеров лужа, более напоминавшая пруд. Осознав, что моим владениям угрожает потоп, я мысленно выругался и пообещал себе завтра непременно поговорить с казначеем корпорации.

Печальное зрелище, которое являл собой уничтоженный сад, произвело на меня угнетающее впечатление. Я поспешно вернулся к себе и заглянул в конюшню. Сьюки и Предок стояли в стойлах, лениво жуя сено. Обе лошади были в добром здравии и, завидев меня, приветственно заржали. Я подошел и погладил Предка по лоснящемуся боку.

«Любопытно, о чем он думает? — спрашивал я себя, глядя в его темные глаза. — Переживал ли он, оказавшись на попечении незнакомых людей, которые заставили его проскакать двести миль? Тосковал ли по дому, так, как я в Тауэре?»

На память пришла огромная лошадь Олдройда, внезапно возникшая из тумана и едва не сбившая с ног нас с Тамазин. Гибель хозяина оказалась для животного невыносимым потрясением. Смерть, ставшая первым звеном в целой цепи насильственных смертей.

Выйдя из конюшни, я ощутил на лице дождевые капли и поспешил к дому. На крыльце спиной ко мне стоял какой-то высокий человек в черном плаще. Он смотрел на дверь, словно не решаясь постучать. Рука моя непроизвольно потянулась к кинжалу, висевшему на поясе. С тех пор как в Тауэре мне вернули оружие, я с ним не расставался.

— Что вам угодно? — резко осведомился я.

Незнакомец обернулся.

Это был сержант Ликон, сменивший мундир и шлем на камзол и шляпу. Мальчишеское лицо казалось до крайности озабоченным. Я заметил, что на поясе у него висит меч. Впрочем, большинство мужчин в Лондоне не выходили на улицу без оружия. Сержант снял шляпу и поклонился.

— Мастер Шардлейк…

Он осекся, рассмотрев мое лицо.

— В Тауэре со мной не слишком церемонились, — угрюмо проронил я.

— Я рад, что вас освободили, сэр. В Линкольнс-Инне я узнал, где вы живете. Сэр, простите, что на пристани мне пришлось вас арестовать. Я получил приказ и…

— Что вы хотите? — нелюбезно осведомился я.

— Поговорить с вами, сэр, если вы позволите.

Вид у сержанта был такой унылый и растерянный, что в сердце моем шевельнулась жалость.

— Входите, — сказал я, открывая дверь и пропуская его в холл. — Сделайте милость, снимите меч, сержант, — попросил я, когда мы оба оказались в гостиной. — Видите ли, сейчас остро заточенные лезвия пробуждают у меня слишком тяжелые воспоминания.

— Да-да, конечно, — закивал Ликон и, залившись краской, поспешно отстегнул перевязь.

Я взял меч и поставил у дверей.

— Итак, сержант, что привело вас в мой дом?

— Не зовите меня сержантом, сэр. Я уволен. Теперь я просто Джордж Ликон. Меня обвинили в том, что я не досмотрел за теми пьянчугами и тем самым позволил убийце Бродерика сделать свое дело. Я слышал, мастер Редвинтер повесился в Тауэре, — добавил он, поколебавшись.

— Да, это правда.

— Вчера меня допрашивал сам архиепископ Кранмер.

Я пытливо посмотрел на бывшего сержанта, пытаясь прочесть в его глазах упрек. Но взгляд его был исполнен лишь печали и усталости. Значит, Кранмер не сказал, кому он обязан повышенным вниманием к своей скромной персоне.

— И что же?

— Он спросил, как это я допустил, что солдаты напились на посту.

— И что вы ответили?

— Ответил, что свинья грязи найдет, а они оба — настоящие свиньи. Хотя хитрости им не занимать. Не представляю, как они сумели протащить на корабль бутыль с пивом.

— Скажите, а кто отбирал людей для охраны Бродерика? — осведомился я нарочито равнодушным тоном.