Соверен

— Да, я храню у себя много старых книг из монастырских библиотек. Трудов по теологии среди них нет — если бы я попытался ими завладеть, это навлекло бы на меня ненужные подозрения со стороны Совета северных графств. Но некоторые редкие сочинения по истории и философии мне удалось спасти от уничтожения. Книги эти ценны не только своим содержанием, но и своей красотой. А я, знаете ли, неравнодушен к красивым старинным вещам. Собирал их всю свою жизнь.

— Достойное увлечение, сэр. Разумеется, монастыри следовало уничтожить, и все же нельзя не пожалеть, что в огне погибло столько редких книг и произведений искусства. Я своими глазами видел, как конюхи обтирали лошадей бесценными страницами, с великим тщанием созданными монахами-переписчиками столетия назад.

— Рад убедиться, брат, что мы придерживаемся сходных воззрений, — кивнул Ренн. — В последние три года в Йорке было уничтожено несколько монастырских библиотек. Монастырь Святого Клемента, Святой Троицы и самый большой — Святой Марии — все они были распущены. Сокровища знания, которые там хранились, постигла печальная участь. Мне удалось спасти лишь малую их часть. Однако наверху у меня есть неплохая библиотека, — добавил он с улыбкой. — Этой весной в Йорк приезжал антиквар Джон Лиланд. Мое собрание произвело на него сильное впечатление. Полагаю, оно даже возбудило в нем некоторую зависть.

— Надеюсь, со временем я тоже буду иметь удовольствие ознакомиться с вашей библиотекой.

— Разумеется, — улыбнулся Ренн и склонил свою львиную голову. — Но, к сожалению, сегодня нас ожидают куда менее интересные сочинения. Вот они, прошения, поданные на имя короля, — кивнул он на заваленный бумагами стол. — Кстати, брат Шардлейк, к какой корпорации вы принадлежите?

— К Линкольнс-Инн. Дом мой расположен прямо на Канцлер-лейн, что весьма удобно.

— А я изучал закон в Грейс-Инне. Но это было давно, очень давно. Можете себе представить, я приехал в Лондон в тысяча четыреста восемьдесят шестом году. Отец нынешнего короля еще не взошел тогда на престол.

«Пятьдесят пять лет назад ему было около семнадцати лет, значит, сейчас семьдесят два», — быстро подсчитал я в уме.

— Но, окончив обучение, вы вернулись в Йорк, дабы заняться практикой?

— Да, на юге я так и не смог прижиться, — кивнул Ренн. — В Грейс-Инне практикует мой племянник, сын сестры моей покойной жены, — сообщил он после недолгого молчания. — Он, в отличие от меня, решил остаться в Лондоне. Возможно, вы о нем слышали. Зовут его Мартин Дейкин. Он примерно ваших лет, может, немного старше. Слегка за сорок.

— Нет, я никогда о нем не слышал. Но в этом нет ничего удивительного. В Лондоне пропасть стряпчих.

— В семье нашей вспыхнула ссора, после которой я, увы, потерял с племянником всякую связь, — в некотором замешательстве произнес Ренн. — А мне бы хотелось увидеться с ним перед смертью, — изрек он с тяжелым вздохом. — Кроме него, у меня на всем белом свете не осталось ни единого родственника. Что касается родителей племянника, они умерли от чумы три года назад.

— Это чумное поветрие оказалось чрезвычайно опустошительным.

— Последние пять лет несчастья сыплются на Йорк одно за другим, — сокрушенно покачав головой, заявил Ренн. — В тысяча пятьсот тридцать шестом году в городе вспыхнуло восстание, в тысяча пятьсот тридцать восьмом на нас свалилась чума. В тысяча пятьсот тридцать девятом и в прошлом году поветрие возвращалось вновь. Слава богу, в этом году чума обошла нас стороной. Иначе король не удостоил бы Йорк своим посещением, — добавил он с косой улыбкой. — Все лето королевские посланники следили за городскими больницами, дабы удостовериться, что ни один горожанин не заболел чумой. Правда, и в этом году не обошлось без новой беды. В Йорке вновь обнаружили заговор. Скверные настали времена.

— Что ж, не будем терять надежды на лучшее будущее, — заявил я бодрым тоном. — Если вы хотите отправить письмо племяннику, сэр, я непременно разыщу его в Лондоне.

— Благодарю вас, — кивнул Ренн. — Я подумаю насчет письма. У меня ведь был сын, — печально произнес он. — Я надеялся, что он пойдет по моим стопам. Но бедный мальчик умер всего пяти лет от роду.

Ренн устремил затуманенный взгляд в огонь, затем вновь повернулся к нам и виновато улыбнулся.

— Простите мне подобные разговоры. Нам, старикам, свойственно нагонять на молодых тоску. Видите ли, я — последний в роду, и порой это обстоятельство повергает меня в печаль.

Сердце мое болезненно сжалось, ибо слова старика задели меня за живое. Я тоже был последним в роду.

— Мы заметили, сэр, что в городе соблюдаются чрезвычайно строгие меры безопасности, — произнес Барак, явно желавший сменить тему разговора. — На наших глазах в город не пропустили двух шотландцев, которые привезли овес на продажу.