– Я ничего не знаю! – побледнел Георгий Георгиевич, хотя бледнеть было некуда. – То есть, знаю, только то, что знают все! Вы повторяли свой знаменитый трюк и сломали шею в бассейне! Ваша смерть была официально признана несчастным случаем!! Воды в бассейне, видите ли, было несколько маловато, для такого прыжка, а вы были пьяны в жо… нетрезвы!
Гошин утёр вспотевший лоб рукавом, налил коньяк в оба бокала, но не на донышко, а до краёв.
– Официальная версия мне неинтересна, – вздохнул Паша. – Может, вы заприметили, кто крикнул: «Повтори трюк!»?!
– Я не… не заприметил! Я тоже был пьян в жо… Абсолютно нетрезв!
– Врёте! Вы, Георгий Георгиевич, весь вечер хлебали минеральную воду, делая вид, что пьёте виски!
– Откуда вы знаете?! – прошептал Гошин.
– Я же призрак! – Паша победно поднял бокал.
– Тогда вы сами должны знать, кто крикнул «Повтори трюк!» – подскочил Гошин.
– Гоша, – Паша ласково усадил его в кресло, – если я тебя спрашиваю, ты должен правдиво отвечать на мои вопросы, а не… не… – Горазон вдруг напрочь забыл нецензурный глагол, означающий нежелание лица выполнять требуемые действия.
– Это моя жена кричала, – прошептал Гошин.
– Полина?
– У меня нет другой жены, – сдавленным голосом произнёс Георгий Георгиевич, с тоской посмотрев на рога и галстук.
– Так и запишем: повторить смертельный трюк меня попросила Полина, – пробормотал Горазон. – А скажите-ка, Гоша, почему вы пили в тот вечер исключительно минеральную воду?
– Я… У меня наутро была сложная операция.
– Врёте! Не было у вас утром никакой операции! – Это Пашка сказал наобум, без фактов и доказательств, но Гошин вдруг зарыдал и пьяно долбанулся лбом о стол.
– Ну да, да, не пил я виски! Это что – преступление?! Я… у меня… – Георгий Георгиевич низко наклонился над столом, и, вытянув шею, зашептал: – У меня в последнее время возникли проблемы с потенцией. Ну, ты же призрак, ты сам всё знаешь! – подмигнул он Горазону. – Я прописал себе сильнодействующий препарат и на время отказался от спиртного. Всё! Никаких чудес! – хлопнул он себя по коленкам. – Никакого криминала! Ха-ха-ха!
– А сейчас почему пьёшь? – удивился Паша.
– А-а, – махнул рукой Гошин и опять чересчур щедро наполнил бокалы. – Жена не даёт, Алинку убили, к Кристинке муж вернулся, у Вальки женское заболевание, у Маринки молодой любовник завёлся, у… – Он заткнул себя коньяком, и его кадык нервно дёрнулся на запрокинутой шее.
– Шалун, вы, однако, – пробормотал Горазон и тоже опрокинул бокальчик.
– Шалун, не шалун, а до тебя далеко было, – подмигнул ему Гошин.
– Я вольный художник, а у тебя семья, – попробовал возразить Паша.
– Семья?! – пьяно заорал Георгий Георгиевич. – Где семья?! – Полька сука, Нелли сукина дочь, Крис зазвездившийся пидор, старуха сдохла, а я… импотент… без пяти минут… Бр-р-р-р… – Он вдруг вылил из бутылки остатки коньяка себе на голову и блаженно закрыл глаза. – Ты знаешь, кто делал скандальные фотки на том дне рождении?
– Кто?!
– Ты же призрак! Ты всё должен знать! – Гошин достал из-под кровати вторую бутылку коньяка и открыл её.
– Я тебя проверяю на честность, – попытался выкрутиться Пашка.
– Фотки делал мой сын! Крис, вонючка, хотел продать их в какой-то журнал за миллион баксов. Ему же проще всего подсмотреть известных людей в непотребном виде! А главное, на него никто ни в жизнь не подумает, ведь он член семьи, сам знаменитость! Тьфу, гад! А ты говоришь – семья! Да он за бабки меня в сортире сфотает и прессе продаст!
– Так вот какой «гвоздь» он обещал кому-то по телефону! – догадался Пашка, вспомнив рассказ Ксюни. – Так и запишем: трюк просила повторить Полина, фотографировал Крис, а воду в бассейне, случайно, не ты спустил, гений силикона и ботокса?!
– Нет! – заорал Гошин. – Не я спустил! Нет! Зачем мне тебя убивать?! Что мне с тобой делить?! Деньги, власть баб, – что?!
Они опять чокнулись, опять выпили и опять закусили лимоном.
– Да вроде нечего нам делить, – согласился Пашка, чувствуя хмель в своей призрачной голове. – Но кто-то же спустил воду в бассейне!
– Я, знаешь, что думаю? – зашептал Гошин, опять вытянувшись через весь стол.
– Что?!
– Это старуха! Она тебя угробила! А кто ещё? Всё в доме делается с её ведома. Да в доме муха не пролетит без её указания!! – Гошин постучал себя пальцем по лбу, и вдруг захрапел, ткнувшись носом в стол.
– Ста-ру-ха, – по слогам повторил Горазон. – Значит, трюк просила повторить Полина, фотографировал Крис, а убила меня старуха. Зачем?! Зачем Иде Григорьевне меня убивать?!
– Ты призрак, ты и придумай, зачем ей тебя убивать, – пьяно пробормотал Гошин. – Может, она тебе в любовницы набивалась, а ты ею перне… пере… пренебрёг? – еле выговорил он.
– Тьфу! – плюнул Пашка. – Хорошо, что я у тебя круговую подтяжку не делал!
– Хорошо, – кивнул Гошин.
– Если ты оперируешь так же, как думаешь, то понятно, почему у тебя вместо лиц задницы получаются!
– Понятно! – весело согласился Георгий Георгиевич. – Но, кстати, я не думаю, когда оперирую, – заговорщицки поделился он.
– Пошёл я, – Пашка взлетел под потолок.
– Лети, воробышек, только полотенце отдай, меня Ксюня убьёт…