Но на этом открытия Фидлера не закончились. Неожиданно ему удалось разыскать и самого Ямасаки, который к тому времени был глубоким стариком и проживал в благоустроенном поселке для ветеранов в самой живописной части острова Хоккайдо. Между американцем и Миурой произошел интересный разговор, который Фидлер воспроизвел в своей книге "От Пирл-Харбора до Токио". Тут, конечно, мы можем только верить на слово исследователю, потому что ничего иного нам сейчас не остается. Короче, Ямасаки признался Фидлеру, что Миура, опубликовав свои мемуары в 1969 году, поведал миру только половину правды — американцы после войны пристально следили за всеми японцами-мемуаристами, особенно за бывшими разведчиками, и строго-настрого запретили им проявлять какую-либо самодеятельность без согласования с ФБР. Умер 65-летний Миура тогда, когда решил предать гласности вторую половину этой правды, и хотя его смерть в 1975 году выглядела более-менее естественной — отравился некачественными консервами во время загороднего пикника — у Ямасаки имеются все основания полагать, что дело тут было вовсе не в консервах. Во второй своей книге Миура, помимо прочих неприятных для американцев секретов, намеревался рассказать о том, как он принял решение ликвидировать Карла Куна, гнусного предателя, который, получая от японцев огромные деньги, на самом деле занимался не разведывательной деятельностью, а выявлением шпионов японского происхождения и наводя на них ФБР. В результате японцы получали совершенно неверную информацию, что позволило американцам 7 декабря 1941 года добиться всех поставленных ими целей, отделавшись только потерей старых линкоров, которые и так ждала скорая разборка на металл, но не потерей самих Гавайев. Цели эти, по мнению Миуры, заключались в том, чтобы в один прекрасный день "Х" всосать Японию в войну на стороне завязшего в России Гитлера и захлопнуть ловушку.
Но не это больше всего раздражало Миуру в этом деле. В конце концов американцы — нация презренных торгашей, и добиваться от них честной игры, все равно что заставлять тигра жрать листья с дерева. Но поступить так цинично, подсовывая в качестве приманки многолетней свежести тухлятину, могли только самые низкие существа на свете! При этом Миура не хотел замечать оборотной стороны этой медали — японцы сами набросились на эту тухлятину, словно голодный импотент на столетнюю каргу. Делал он это сознательно — даже задумываться о том, что японские стратеги оказались несостоятельными фантазерами, ему было страшно, и потому виноватыми могли быть только американцы. Только они!
Решив в 1975 году восстановить кажущуюся справедливость и посчитаться с обидчиками своей страны, Миура сделал точно такую же глупость, какую сделали и пославшие его в 41-м на Гавайи шпионить за американским флотом японские адмиралы — он вдолбил себе в голову, что американцев хоть в чем-то можно застать врасплох. Самым обидным оказался тот факт, что в декабре 1941-го Гавайи и на самом деле можно было захватить вместе с линкорами, не тратя на них драгоценных бомб, стоило только включить в состав эскадры несколько транспортов с парой-другой дивизий резервистов и десятком танков. А можно было вообще не нападать на Америку, ограничившись захватом британских, голландских и французских владений в Азии — американский Конгресс все равно не дал бы согласия своим вооруженным силам заступаться за европейцев, а президент даже не смог бы заставить американских промышленников прекратить помогать японцам материально прямо или через третьи страны. В шахматной партии под названием "Вторая мировая война" Рузвельт сделал Японии элементарный "детский мат" еще до того, как первая японская бомба упала на Пирл-Харбор. И в этом заслуга таких оборотней, как Карл Кун, была очевидна.