Так описывал ситуацию Хильгер[457]. 30 мая заместитель военного атташе в Берлине Шниттман заявил немцам об отказе в проведении совместных опытов на полигоне «Томка» и посылке советских курсантов в танковую школу в Казани[458].
3 июня 1933 г. в Москве состоялась беседа между Крестинским и Дирксеном, в которой как бы была проведена инвентаризация всего комплекса советско-германских отношений. Дирксен как раз тогда вернулся в Москву после 10-дневной поездки в Берлин, где он виделся практически со всеми членами германского кабинета, включая самого Гитлера и президента Гинденбурга, и неоднократно совещался с Нойратом и Бломбергом. Согласно записи Крестинского, германский дипломат задал в лоб вопрос о том,
«наступило ли у правящих кругов СССР отчуждение по отношению к Германии, изменил ли СССР коренным образом свою внешнюю политику, или же у нас наблюдается лишь выжидание, как пойдет дальнейшее внутреннее, и внешнее развитие Германии».
В этой же связи Дирксен отметил, что
«не меньше сомнений вызывает у германской стороны отношение нашего Реввоенсовета к той военной работе, которая германским рейхсвером велась до сих пор в СССР».
Дирксен указал на то, что несмотря на прежнее дружелюбие Ворошилова и хороший прием Боккельберга,
«решение о прекращении совместного производства военно-химических опытов <…> остается в силе. Мало того, сделан дальнейший шаг — прекращается танковая работа. Делается это без попытки объяснить немцам мотивы прекращения. Heвольно возникает вопрос, не оказывают ли французы давления на нас в смысле отказа немцам в той технической помощи, которую они от нас имели».
Крестинский заявил, что Москва не хочет менять линию своей политики по отношению к Берлину, но она не может не считаться с поведением Германии по отношению к СССР, которая сначала пыталась принять активное участие в создании антисоветского блока, но из-за неудачи этой попытки вынуждена была сманеврировать, заявив о желании продолжать прежнюю политику, и даже сделать некоторые шаги в этом направлении. В данной связи правительство СССР «не может не относиться настороженно и выжидательно к зигзагам германской внешней политики». Сближение же с Францией, Польшей, другими государствами «не направлено против Германии, а имеет целью противодействие образованию антисоветского блока».
Относительно прекращения военного сотрудничества Крестинский заявил:
«Неосновательно предположение Дирксена о том, что наше военное ведомство свертывает совместную работу с рейхсвером под давлением франпра[459]. Никаких разговоров об этом с франпра у нас не было. Но мы вынуждены считаться с тем, что о работе рейхсвера на территории СССР известно правительствам Антанты. Ведь и франпра открыто заявляло, что фон Папен, предлагая Франции союз против СССР, рассказал подробно о взаимоотношениях между рейхсвером и Красной Армией. При таких условиях, чтобы избежать обвинения нас в Женеве на конференции по разоружению в неискренности и в действиях, идущих вразрез с нашими предложениями[460], Реввоенсовет счел себя вынужденным пойти на прекращение совместной работы <…>. Это вынужденный, совершенно разумный шаг, ни в коем случае не продиктованный враждебностью к Германии»[461].