Стремясь затруднить действия советских войск на берлинском направлении, гитлеровцы тщетно пытались поднять на борьбу в их тылу немецкое население. Для этих целей создавалась специальная диверсионно-террористическая организация «Вервольф» (Оборотень). Однако в фашистское подполье ушли лишь отдельные гитлеровскике головорезы. Призывы к «народной борьбе» не нашли отклика среди немецкого населения, тем более на территории, освобожденной Советской Армией.
Но никакие драконовские меры не могли уже помочь клике Гитлера, засевшей в подземелье имперской канцелярии. Ее дни были сочтены. 19 апреля войска 1-го Белорусского фронта успешно осуществили прорыв обороны противника на одерском фронте и устремились к Берлину. 20 апреля в дневник ОКВ была занесена запись: «Для высших командных инстанций начинается последний акт драматической гибели германских вооруженных сил» (док. № 86).
Среди нацистской и милитаристской элиты началась паника и смятение. Вот один из эпизодов этих дней, описанный Ю. Торвальдом: «...21 апреля, когда прорыв войск маршала Жукова на Берлин стал очевиден и когда на улицах города появились охваченные паникой беженцы с востока... Геббельс впервые потерял самообладание. В 11 часов под завывание сирен, возвещавших танковую угрозу, в кинозале его особняка собрались на очередное совещание его сотрудники... Лицо Геббельса было мертвенно бледным... Впервые он признал, что пришел конец... Его внутреннее напряжение вылилось в страшный припадок ненависти... «Немецкий народ,— кричал он,— немецкий народ! Что можно сделать с таким народом, если он не хочет больше воевать... Все планы национал-социализма, его идеи и цели были слишком возвышенны, слишком благородны для этого народа. Он был слишком труслив, чтобы осуществить их. На Востоке он бежит. На Западе он не дает солдатам воевать и встречает врага белыми флагами. Немецкий народ заслужил участь, которая теперь его ожидает... Но,— продолжал Геббельс,— не предавайтесь иллюзиям: я никого не принуждал быть моим сотрудником, точно так же, как мы не принуждали немецкий народ. Он ведь сам уполномочил нас. Зачем же вы шли вместе со мной? Теперь вам перережут глотки». Произнеся эти слова, он пошел к двери. Открыв ее, он еще раз повернулся к присутствовавшим и закричал: «Но если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнется»[579]
.Последующие события в Берлине и в ставке Гитлера описаны в приводимых ниже записях из дневника ОКВ, а также в воспоминаниях генерала Вейдлинга, назначенного 24 апреля командующим обороной Берлина, и в записках безымянного офицера генерального штаба, находившегося в те драматические дни в бункере «фюрера» (док. № 87, 88). Эги материалы воссоздают отвратительную картину моральной и физической деградации Гитлера — полного банкрота, олицетворявшего собой крушение политики, стратегии и всей государственной системы германского фашизма. Вождь «тысячелетнего рейха», провозглашенный пропагандой Геббельса «величайшим полководцем всех времен», являл собой в это время жалкое зрелище. Теперь даже для офицеров германского генерального штаба он превратился в «посмешище всего мира», в «величайшего преступника всех времен».
Публикуемые материалы не свободны от тенденциозной переоценки роли Гитлера в военной катастрофе фашистской Германии, от умаления, а порой и полного отрицания вины в этом окружения «фюрера», не говоря уж об ответственности тех сил, которые привели его к власти и поддерживали на протяжении долгих лет.
В последних числах апреля, когда до полного краха германского фашизма оставались считанные дни, между Гиммлером и одним из его приближенных — Керстеном состоялась любопытная беседа. В ней был затронут вопрос: почему Германия потерпела столь сокрушительное поражение в войне. «Ах, Керстен,— сказал шеф гестапо,— мы наделали серьезных ошибок. Если бы я мог начать все сначала, я бы тогда многие вещи делал по-другому. Но теперь уже слишком поздно...»[580]
.«Начать все сначала» — эта безумная идея зародилась в умах гитлеровцев еще в дни агонии фашистской Германии. Для Гиммлера, Геббельса, Бормана и других главарей фашизма она была неосуществимой. Но в Германии существовали еще влиятельные силы — менее скомпрометированные в глазах общественности, но столь же реакционные, как и гитлеровская верхушка,— которым идея реванша не казалась такой уж фантастической даже в условиях полнейшего разгрома третьей империи. Им было важно прежде всего спасти основу реакционного режима в Германии и сохранить орудие агрессии — вермахт. Именно эта задача была возложена на «правительство» Деница, назначенного преемником Гитлера после его самоубийства.