Совершенно секретное дело о ките (Повести и рассказы)

— Там хорошая долинка, судя по карте. Песчаный остров на реке, а справа — терраса.

— На острове зайчишки, — сказал Афанасьич.

— Правильно, — засмеялся Аникей. Он знал страсть каюра. — Но я о том, что на террасе хорошо пасти коней. Вот там лошадушки ночь и попасутся.

— И то… — согласился Афанасьич.

Караван поднимался вверх, к перевалу.

Глава третья

К концу третьего дня пути они выбрали хорошее место для стоянки быстро развьючили лошадей. Афанасьич их стреножил и отправил пастись. Они были невдалеке, на низеньком берегу, поросшем густой травой. Мерно позвякивали колокольчики, изредка раздавался всхрап — лошади вздыхали как люди.

— Устают кони, — сказал Афанасьич. Он жалел лошадей.

— Еще бы, столько груза…

— Это на орловского рысака можно взвалить сколь хошь, а наши-то — скелеты.

— Овес пока будем беречь, — сказал Аникей.

— Я не про то… жалко животину… все поле упиралась.

— В поле было легче…

— Конечно, легче, я и говорю, что легче.

— Давай палатку ставить, пока светло.

Место для палатки они выбрали у самой воды, на сухом галечнике.

— Я зайчишек попромышляю? — спросил Афанасьич.

— Давай! Ужин я сварганю, — согласился Аникей.

Каюр взял ружье и ушел вниз по реке на косу. Аникей развел костер, поставил чайник и только потом принялся за банки. Вечером они всегда готовили суп. Днем обходились консервами и чаем.

Вернулся Афанасьич примерно через час. Выстрелов Аникей не слышал, а потому даже и не смотрел в его сторону. Старик присел у костра, вздохнул и сплюнул. Третий день он приходил ни с чем.

— …Афанасьич выбегает, прямо в зайчика стреляет, — заводил его Аникей. — Ну, где рагу? Где твой заяц?

— А, — махнул рукой дед, — все равно он рыбой пахнет!

— Ну? — расхохотался Аникей.

— Завтра поутру они у меня попляшут! Вона сколь следов!

— А рыба? Рыба где? — не унимался Аникей, — Она небось зайчатиной пахнет?

— Куропачей надо посмотреть… — вяло обронил каюр.

— Ладно уж, давай ешь суп. — Аникей протянул ему чистую миску и ложку. И стал нарезать хлеб.

— Эх-ха-ха! Суп кандей для нас… людей, рыбья чешуя и боле ни… ничего…

— Не ругайся у костра, Афанасьич.

— Да где ж еще и поругаться? На людях нельзя, в маршруте задыхаешься.

— Не плюй в костер, не ругайся у костра, не мочись в реку… Все это дурные приметы…

— С такой дорогой все приметы плохие.

— Не гневи судьбу, Афанасьич. Хорошая дорога, хорошая. Дальше хуже будет.

— Кони устают.

— Знаю… завтра дашь овса.

Ночь была холодная и тихая. Ни ветерка. Только блики костра на белой палатке, шум реки и позвякивание колокольчиков.

Где-то ухнула ночная птица.

— Смотри-ка, — встрепенулся Афанасьич, — не все еще улетели, Знать, быть еще теплу, птицу не обманешь.

— Как сказать, — вздохнул Аникей. — Совсем птиц не видно. Даже куропатки где-то затаились. Вот там они, наверно, на склоне тех сопок, — и он показал в темноту.

Яркие звезды висели низко.

— Быть погоде, — сказал дед.

— Выйдем попозже, пусть лошади отдохнут. Да и ты поохотишься, — предложил Аникей. — Давай спать.

Он первым залез в палатку. Сапоги и портянки сушились у костра. Завтра выходить поздно, можно их не вносить в палатку. Утренняя роса с обуви и портянок у костра сойдет быстро. Он разделся, нырнул в спальный мешок, одежду свернул и вместе с пистолетом положил под голову. Пистолет напомнил ему смешной случай.

— Слышь, Афанасьич? Раньше за патроны к пистолету надо было в конце поля нашему начальству отчеты писать — куда и зачем израсходованы.

— А че, так не ясно?

— Ну, так было. И вот Алексеич…

— Наш, что ли?!

— Ну да, лауреат, а тогда он еще простым геологом был, начальником партии. Так вот он написал: «Все патроны в поле израсходованы по назначению. Так, однажды ночью в маршруте на меня налетел страшный зверь приземистого вида (заяц)…»

— Опять ты с зайцем?!

— Нет, ей-богу! Вызвали его, сказали, что положено. Но больше никто уже за патроны не отчитывался… Давай укладывайся, чего куришь? Разлегся на вьюках… Завтра до солнца встанем…

Афанасьич, кряхтя, влез в палатку. Долго устраивался поудобней.

От усталости не спалось.

Тихо шелестела река. Где-то высоко-высоко пролетел самолет.

— И чего летают? — вздохнул дед.

— Не ворчи, спокойной ночи.

Не спалось Аникею. Дед тихо посапывал, а Марков думал о том, что хорошо бы не забыть и по возвращении написать, чтоб деду премию дали, старается он. Да и продукты, какие спишут, ему отнести. Один он, без старухи. Рыбы небось ребята на базе наловят, надо, чтоб деда не забыли. Нам нынче не до рыбалки.

В небе опять прогудел самолет.

Марков засыпал. И не загадывал сна. «Ни к чему, — думал он. — После такого маршрута все равно ничего не приснится. Вот дойду — и поеду на материк. А потом снова сюда вернусь. Быть бы здоровым. И жить в маленьком домике в тайге у реки. И чтобы ночью во всей тайге светились только окна твоей избушки. А сверху бы пролетал самолет…»

Утром Афанасьич встал чуть свет, разжег костер, поставил чай. Пересчитал лошадей — их колокольчики были слышны, за ночь они лишь слегка разбрелись, но все были видны в редколесье.

— Никей! Подъем! Чай хлебать!