Совершенное оружие

— Потому что, то существо, в которое, по всей видимости, превратился ваш брат сказал мне точно такую же фразу сразу после того, как раздавил голову Павла, как я понимаю, тебе она знакома?

— Да он сказал это в единственный на моей памяти раз, когда по-настоящему разозлился…

— Можно с этого места поподробнее, что вызвало ярость в тот раз.

— Извините, но это слишком личное, я не хочу говорить об этом.

— Твоё право. Если, конечно, тебя не волнует судьба брата. Сейчас он находится в крайне плачевном положении, его уже объявили в розыск и можешь не сомневаться, скоро найдут, после чего гарантированно отправят на пожизненное, но если ты поможешь мне понять его мотивацию, и избежать жертв при последующем задержании, возможно мне удастся провести всё это как превышение самообороны повлекшее смерть, а там максимальное наказание уже всего два года лишения свободы. Причём провернуть это будет несложно, убивал твой брат в основном не самых добропорядочных граждан…

Настолько нагло врать в лицо, находящейся на грани нервного срыва девушки, о котором говорила неестественная бледность, чуть подрагивающие губы, и приличный тремор рук, было чертовски неприятно, только за убитых с особой жестокостью бойцов спецназа, находящихся при исполнении, ему гарантированно грозил пожизненный срок, вне зависимости от того, как я подам дело. Но у меня попросту не было выбора. Полученная от нее информация, необходима, чтобы выиграть хотя бы минимальное пространство для маневра, которое должно помочь мне выбраться живым из этой тотальной задницы, проход в которую я самолично раскопал.

К тому же совесть мне помогало успокоить, то что в деле её брата от меня уже в любом случае ничего не зависит. Дело это, конечно, всё ещё приписано к нашему отделу, но чует моя жопа, что это не надолго. За убийство бойцов спецназа с преступника будут спрашивать уже куда более серьёзные ведомства.

— Ладно. Я расскажу. Если это поможет Даниле.

— Ещё как поможет!

— Когда мы ещё были в детском доме, его пытались травить, потому что хоть он и не давал отпора обидчикам, но и шестеркой становиться отказывался, принципиально не выполнял приказов местных командиров, которых это, в свою очередь, страшно бесило. Воспитатели сделать с этим ничего не могли, не из-за нежелания, некоторые из них были хорошими людьми, а из-за отсутствия возможности. За каждым из них была закреплена группа в семьдесят человек, поэтому трудно их винить. Единственной кто мог за него заступиться была я.

Обычно проблем не возникало, всё-таки из-за разницы в возрасте ребята из его отряда побаивались меня, так что физически его никто не трогал. Но однажды Данила привлёк внимание одного из старшаков, я уже не помню, чем он ему не угодил, важен здесь получившийся результат.

Произошло это во время одной из стандартных уборок территории, по правилам участвовать в ней должны все, поэтому хоть работают обычно только младшие, во дворе при этом всё равно находятся все дети. Я заметила как один крупный парень из предвыпускного отряда хватает брата за шкирку и тащит его к сараю, для хранения инструментов, в дальнем углу двора, и сразу же побежала следом.

Когда зашла внутрь, успела увидеть как этот ублюдок ударил Данила ногой в живот, от этого я очень сильно разозлилась и набросилась на него сзади, не обращая внимание на то, что он куда сильнее. Успела даже лицо ему поцарапать, за те секунды, потребовавшиеся ему на то, чтоб сбросить меня со спины. А потом он ударил меня по голове.

Когда я упала, пнул меня несколько раз по ребрам, заорал какую-то фигню из разряда: “Ты мне за это ответишь шлюха”, навалился сверху, заломал руки, и попытался стянуть с меня штаны.

В этот момент Данила очухался. Осознав, что происходит он, к счастью, не стал повторять мою самоубийственную атаку. В отличие от меня брат, не запаниковал, на секунду остановился, прежде чем бросаться в атаку, снял с себя мешок для сменки, вытряхнул оттуда всё содержимое на пол, максимально растянул горловину и надел его на голову старшаку, после чего упёрся коленом в спину ублюдка и дёрнул лямки застёжки на себя. И пусть силой Даня из-за своей болезни не отличался, перекрыть этой твари воздух ему удалось.

Я наверно уже никогда не забуду, как эта сволочь хрипит, пытаясь растянуть удавку на шее, или хотя бы подняться на ноги. Как с каждой секундой дёргается всё сильнее, стараясь сбросить с себя, продолжающего натягивать лямки Данила. Но ещё я не забуду о том как спустя какое-то время он просто рухнул лицом в пол, перестав шевелиться. Не забуду, как испугалась, когда Данила снял с него мешок, освободив шею, а старшак так и не начал дышать. Не забуду, как со всей силы пнула его по ребрам, из-за смешивающихся внутри чувств ненависти, отвращения, страха. И уж тем более не забуду, какое облегчение испытала, когда старшак, видимо очнувшись от боли, сделал судорожный вздох.