Совершенный изьян

Они были за кольцом, свет нигде не горел, и дома, очертания которых насилу угадывались в темноте, напоминали руины. Пётр прислонился спиной к фургону. Сердце молотило, к горлу подкатывала тошнота. Пётр несколько раз глубоко вздохнул, но это не помогало. Казалось, асфальт сейчас разойдётся у него под ногами, и он провалится в кипящую темноту, в недра умершей улицы.

Хлопнула дверь — из машины вылез Вик.

— Ты как?

Пётр не ответил.

— Чё ваще на смену припёрся?

— Да нормально было, — пробормотал Пётр. — Вечером как-то разошлось.

— А чё у тебя?

Пётр закашлялся, упёрся одной рукой в стенку фургона и согнулся над асфальтом. Его стало рвать. Пустой желудок выворачивало. Он сплёвывал себе под ноги кислоту.

— Понятно, — скривился Вик. — Вот же херь!

Пётр вытер рот рукавом.

— Живой?

— Получше.

Пётр вытряхнул из пачки сигарету, закурил и посмотрел слезящимися глазами на Вика. Тот топтался на месте, растирая ладонями плечи.

— Давай в машину, бля! Тут и откинуться недолго. Да и блевотину твою не очень-то нюхать хочется.

Пётр кивнул, сделал ещё одну затяжку и, отбросив в сторону недокуренную сигарету, шагнул к водительской двери. Вик грубо его оттолкнул.

— Ты чё? Охуел, бля, товарищ хороший? — и сам залез на водительское.

Пётр сел рядом, пристегнулся и откинулся на спинку сидения.

— На вот! — В руке у Вика появилась увесистая фляжка. — Подлечись!

— А чего там?

Пётр свинтил пробку и осторожно принюхался.

— Чё там, чё там! Вискарь двенадцатилетней выдержки, бля! — Фургон с истошным скрипом покатился в темноту. — Хорош тупить! Чё там может быть-то?

— Не, я пас. Меня и так выворачивает…

— Давай, попробуй! Легче станет! Гарантирую!

Пётр сделал осторожный глоток. Китайская водка, от горечи которой сводило рот, и правда напоминала какое-то изощрённое лекарство от похмелья.

— Нормально, — буркнул Пётр и сделал ещё глоток. — Назад, по крайней мере, не лезет.

— Мне ток оставь! — усмехнулся Вик.

Пётр снова приложился к фляжке. Вик лениво держался одной рукой за руль и щурил глаза — так, словно едва боролся со сном.

— Говорят, кстати, скоро поменяют всё на хер! — заявил он. — За кольцо ездить больше не будем, маршруты другие все будут. И патрулей поменьше.

— Эту песню давно уже поют.

— Когда-нибудь её, блядь, допоют! — Вик потёр заросшую щеку. — Я вот чё думаю — может, перевестись куда? Пока сами не попросили. А так глядишь — вроде и выйдет чё.

— Да чего выйдет? Сам как будто не понимаешь. Куда вообще можно перевестись из эска? На должность безработного, что ли?

Вик выдавил из себя смешок.

— Да уж! Мы и так на дне. Но всё же… Может, в другое отделение? Или думаешь, не стоит?

— Не знаю. — Пётр посмотрел в окно.

Видно ничего не было. Темнота.

— Я всё ж поспрашиваю там, поговорю. Мало ли. Может, чё и выгорит. Лучше ведь заранее всё, да? А то переведут нас, как ты сказал, в безработные.

Пётр молчал.

— Ты если чё, — Вик повернулся, — готов?

— Да мне по хер! — поморщился Пётр. — Туда, сюда. Считай, готов. Всё равно ж не изменится ничего.

— Это ты зря так, зря! — покачал головой Вик. — Лан! Если чё — тебя тож приплету. Надо б выпить за это!

— Только не переусердствуй.

— Сам-то, бля!

Вик забрал у Петра фляжку, сделал жадный глоток и облизнул губы.

— Неплохая херь! Умеют эти китайцы! Ты меня научил, кстати! Поначалу непривычно, канешн, все кишки выжигает кислотой этой ебучей. Но пото́м — ничё так, ага.

Пётр вздохнул. Горло после китайского пойла горело так, словно ему выжгло всю слизистую, но тошнота, как ни странно, прошла.

— В следующий раз, — сказал Вик, — можем ваще сюда не ехать. На хер это дерьмо! Покатаемся в пределах третьего там, или вообще…

Он почесал подбородок, но так и не придумал подходящей альтернативы.

— Ага. — Пётр не мог оторваться от окна, темнота отпечаталась в его глазах. — Тогда уж нас точно переведут сам знаешь куда.

— Да кому есть до этого дело? Смысл какой ездить сюда? Я ж те говорю — это уж так, последние деньки, пока там эти, новые графики не утвердят. Думаешь, они следить будут? Сдалось им это! Я те говорю, там и не работает в этой колымаге уже ни хера! Эти сучата ваще ничё не узнают, даже если и захотят. В натуре, а!

Он толкнул Петра в плечо. Пётр повернулся к нему и моргнул несколько раз, как спросони.

— Ведро наше ни хера не фыручит, — продолжал Вик. — Там вся электроника сдохла — причём давно на хер. Ничё там не звенит уже. Даже если они и захотят — ни хуя не выйдет! На самом деле мы тут как-нибудь ваще застрянем, в болоте этом. Где, как ты говоришь…

Вик зачем-то притормозил у перекрёстка и отхлебнул из фляги.

— Давай последние дни спокойно доработаем, — сказал Пётр. — Не привлекая к себе внимание. Может, и правда переведут или хотя бы пособие выпишут. Я на улицу не хочу, честно. У меня и квартира от конторы.

— Вот жеж! — скорчил гримасу Вик. — Херово тебе будет! Но могут и оставить, чё.

— Могут. А могут и нет. Поэтому спокойно катаем своё, чётко по маршруту, без происшествий. И давай с этим, — Пётр потряс в руке воображаемый стакан, — тоже не перебарщивать.

— Кто бы говорил!