Позже я просмотрела запись всей этой процедуры. Галлюцинации продолжались, по моему твердому убеждению, меньше десяти минут, но на записи проходит три часа, во время которых в клинике врачи, сестры и студенты входят и выходят бесконечной чередой, а Байрон спрашивает каждого: «Вы раньше видели эту пациентку?» – и все они качают головой, все до единого, и уходят с виноватыми улыбками.
– Возможно, здесь другой механизм, – предположила Байрон, когда везла нас в машине обратно в гостиницу. – Возможно, дело тут в электрических токах.
В тот вечер она улизнула очень рано, надеясь, что я стану досыпать после данного мне днем успокоительного, на очередную тайную встречу со своими связными и подчиненными. Мне стало интересно, откуда она берет деньги, стоит ли ее ограбить, подумала, а не проследить ли мне за ней, но потом решила, что не буду.
– Может, что-нибудь еще? – спросила она в тот день, когда врач предложил провести сеанс электросудорожной терапии, украдкой наблюдая за мной в ожидании того, на что я смогу решиться.
Ошибочное название: электрошоковая терапия. Стала известной благодаря роману и фильму «Пролетая над гнездом кукушки», где применялась в качестве наказания, превращая пациентов в пускавшие слюни овощи. Риск есть, но небольшой. Проводится обычно двусторонне, сила тока находится в пределах восьмисот миллиампер, сам аппарат для ЭСТ потребляет электроэнергии меньше, чем персональный компьютер, и представляет для пациента примерно такую же опасность, как общая анестезия. Однако часто возникают рецидивы, примерно в районе шести месяцев после первоначальной процедуры, и существуют опасения касательно потери долговременной памяти и нарушения мыслительных процессов, которые могут стать результатом того, что по своей сути является механизмом искусственного вызова сильного эпилептического припадка.
– Разве что вы захотите попробовать?.. – тихо продолжила Байрон, глядя на меня и выжидая, к чему склонятся мои мысли.
Стоило ли оно того? Шесть месяцев, может, больше, когда тебя станут помнить, цена – часть моей памяти, способность пользоваться ложкой? Шесть месяцев, когда незнакомые люди будут друзьями, знакомые не будут забывать мое имя, шесть месяцев, когда меня станут любить, обнимать и узнавать?
Конечно, оно того стоило, но когда мне показали процедурную, где это все произойдет, размером чуть меньше кабинета зубного врача, кресло, кислородную маску, сам аппарат, и открыли мне статистику – каждый год в США сто тысяч человек проходят эту процедуру, бояться нечего, – я вспомнила Грейси, свою младшую сестренку, в четыре года болевшую корью, приступы, когда температура у нее подскакивала до сорока двух и она сжимала мою руку. Да пребудет с тобой Сила – и я выбежала из процедурной, после чего мне пришлось стоять в коридоре, считая точки на зеленых и белых крапчатых плитках у себя под ногами. Байрон положила мне руку на плечо и произнесла:
– Ну, хорошо. Мы поищем что-нибудь другое.
На шестой неделе попробовали транскраниальную магнитную стимуляцию. Проводившие ее двое исследователей сказали:
– Сосчитайте до десяти.
Один, два, четыре, пять, семь, восемь…
– Кажется, я не могу сказать… – выдохнула я и не смогла обнаружить, что же я упустила.
Они хмыкнули.
– Да! – воскликнули они. – Мы знаем!
Казалось, не существовало никакой медицинской необходимости с помощью электромагнитных волн влиять на ту часть моего мозга, которая отвечала за счет до десяти, но им опыт очень понравился, а я не чувствовала никакой боли, пока они водили индуктором по моему черепу, поочередно вызывая вкус газированного апельсинового сока, воспоминания о концерте, на котором я была в Риме, шум моря, неспособность повторить по памяти алфавит и в какой-то момент легкий приступ хихиканья, длившийся с минуту после того, как они выключили индуктор.
Чего они не смогли сделать, по всей видимости, так это сделать меня запоминающейся, и когда на следующий день мы вернулись, они снова поместили индуктор у меня над головой и сказали: «Сосчитайте до десяти!» – найдя этот опыт столь же забавным, что и днем раньше.
Вечером Байрон спросила меня:
– Вы думали насчет электросудорожной терапии?
Мы ели жаренные на рашпере ребрышки, сдирая мясо с костей и бросая обсосанные серые объедки в стоявшее между нами большое блюдо, как викинги на пиру.
– Вы вчера меня уже об этом спрашивали.
– Извините, я не поняла.
– Мы ездили в больницу.
– Нет, я встречалась с… ах, да, вы, конечно же, там тоже были. Простите.
На следующее утро она спросила:
– Вы думали насчет электросудорожной терапии?
Я ответила:
– Мне нужно отлить.
Когда я вернулась, она произнесла:
– Вы думали насчет электросудорожной терапии?
Я посмотрела сначала на нее, потом на телефон, записывавший наш разговор, и ответила:
– Да. Но ответ отрицательный.
Она сделала пометку и больше об этом не спрашивала.