Мои действия чудовищны, и я не стану искать им морального оправдания. Я ведома историей, – писала Байрон. – Оливер Кромвель казнил короля, Французскую революцию подвигал террор. Крепостные получили свободу, и родилась демократия. Ленин развязал гражданскую войну, а союзники дотла разбомбили Дрезден. История полна омерзительных деяний и странных поворотов.
Я боюсь Уай. Хоуп – ее зовут Хоуп, но я помню ее как Уай. Но почему же? Я припоминаю разговоры с некой фигурой по имени Уай, а ее дар, как мне представляется, не распространяется на компьютеры. У меня есть данные, которые помнят ее, в то время как я – нет. И неверно было бы сказать, что я боюсь ЕЕ – я не помню ее, чтобы бояться. Меня пугает само понятие о ней. О женщине, которую я не могу запомнить. Но это же глупо. Мое воображение резво разыгрывается с проблемами прошлого и возможностями будущего, но лишь сейчас, только когда я воспринимаю ее, вопрос становится реальным. Она делается реальной через восприятие, сам мир делается реальным через восприятие настоящего момента, данного мгновения, и это единственное, чему я могу позволить быть значимым.
Она свободна, и сама того не знает. Она – богиня, глядящая на мир из-за пределов мира. Ее дар прекрасен. То, что я с ней делаю, – омерзительно, однако делаю и по ее собственной просьбе, и по необходимости. Базовая структура внешне выглядит превосходно, ее создание прошло успешно. Если мы сможем имплантировать пусковую схему в Уай, то сможем имплантировать ее кому и где угодно.
Она безупречна, она есть просвещенность.
Как-то ночью я крепко спала, но мой дневник оказался нетронутым, а ты сказала, что потеряла телефон, который я тебе дала.
В моих кошмарах ты – все люди сразу, а я одна в мире, когда ты надо мной смеешься.
Хоуп?
Слово, написанное простым текстом, запрятанное в тетради так далеко, что я его почти пропустила.
Хоуп? Если ты это читаешь – возможно, уже прочла – то знай, что это тебе нужны были процедуры. Ты согласилась на все. Я выделила программирование Филипы из системы. Ты не пожелаешь стать красивой, ты не сделаешься амбициозной, не превратишься в дармоедку, в куклу, в совершенную женщину. Я не убью твою душу. Но с каждым днем, когда ты сидишь в кресле, мы приближаемся к разгадке всей работы Филипы и твоего мозга.
И тут же сразу шифром:
Нам нельзя полуночных гуляний…
Ужас, одиночество в ночи. Я заперлась в номере мотеля, присела с новым мобильным телефоном в руке, сосчитала от ста до одного, сдвинулась на край кровати, скрестив ноги, и поискала текст стихотворения «Нам нельзя полуночных гуляний продолжать в час всеобщего сна…» лорда Гордона Байрона (1788–1842).