— Максим? — удивилась Елена. — Что вы тут делаете?
— Кто это? — мужичок брезгливо осмотрел меня странным взглядом. — Что вам надо? Уходите! Я разговариваю с дамой! Леночка… — он попытался приобнять ее, и это окончательно снесло мне крышу.
Я оторвал его от Елены и отбросил в сторону. Иннокентий влетел в стену рядом с дверью гримерки и медленно сполз на пол, ошарашенно выпучив маленькие поросячьи глазки.
На шум тут же выскочили девушки.
— Кеша! — завизжали они. — Кешенька! Что случилось? — их взгляд упал на меня. Я грозно пошел к лежащему Иннокентию, который испуганно смотрел на меня, даже не делая попыток подняться.
Вдруг я почувствовал, как кто-то схватил меня сзади за плечи.
— Максим, пойдемте отсюда немедленно, — негромко произнесла Елена рядом с моим ухом. В ее спокойном голосе было столько властной силы, что не подчиниться было невозможно. Меня как парализовало. Я попятился и покорно пошел за ней. За поворотом она резко развернулась ко мне.
— Ты что себе позволяешь? — зашипела она, пока у гримерки раздавались охи, ахи и сочувствующие возгласы.
— А ты? — немедленно ответил я. — Вчера говорила мне, что у тебя нет времени на личную жизнь, а сегодня обжимаешься с первым встречным?
— Перестань! — глаза Елены горели яростью, а меня бесило, что она ничего не отрицает!
— И подарки принимаешь! — меня уже несло. — Что же ты на сцене не подставила задницу, как остальные девчонки? Получила бы больше, чем сапфировые серьги! — не успел я произнести последние слова, как неожиданно получил такую оплеуху, от которой в голове целый фейерверк взорвался, а в глазах на секунду потемнело. Вот это удар!
Я захлебнулся словами. Трудно говорить с гудящей головой, знаете ли. Увидел, как Елена размахнулась второй раз, и на автомате поймал ее руку. Потом другую. Девушка дернулась, но я прижал ее к стене всем телом.
Мы стояли совсем близко, тяжело дыша, и смотрели друг другу в глаза. Впрочем, я видел много чего еще — черные брови вразлет, длинные пушистые ресницы, губы! Какие у нее губы! Я облизнул свои — во рту мгновенно пересохло, а в паху снова заныло. Я настолько живо представил, как вхожу в эту женщину прямо сейчас, а она отдается мне вот с такой же страстью! Елена вспыхнула. Видимо, желание в моих глазах читалось слишком явно. Впрочем, она могла почувствовать кое-что еще: я прижимался к ней довольно сильно, а предательское мужское естество наглядно показывало, чего именно я хочу.
— Отпусти, — тихо, но с отчетливой угрозой произнесла Елена.
— А то что? — усмехнулся я.
— А то получишь еще, — она с вызовом смотрела на меня. Я не знал, как поступить дальше. Чудовищно хотелось ее поцеловать. Но я понимал, что тогда она возненавидит меня навечно, а это в мои планы уже не входило. Я нехотя отпустил ее. Она потерла запястья, и я начал остывать.
— Прости, больно?
— Не больнее, чем тебе, — усмехнулась она, кивнув на мое лицо.
— Да, ты классно меня приложила, — улыбнулся я, осторожно ощупывая скулу. — Что там? Будет синяк, наверное?
— Там такая четкая багровая ладонь, очень красиво получилось, — в глазах Елены уже плясали смешинки.
— Мда… Ну что ж, заслужил, наверное.
— Заслужил, — она снова стала серьезной. — Что на тебя нашло?
— Сам не знаю. Увидел, как вокруг тебя вьется этот… Потом еще и поцелуй… И голову сорвало.
— Иннокентий? — Изящные брови Елены удивленно взлетели вверх. — Да он вокруг всех девушек вьется! Это наш местный общий поклонник, совершенно безобидный и немного не от мира сего. Он забудет обо мне уже завтра.
— Но он подарил тебе дорогую вещь! — возразил я. — И ты приняла! Для большинства мужчин это значит согласие. Причем, на многое.
— А для него нет. Он очень богат. Не сам, конечно, его родители. Он хороший человек, добрый и наивный, как ребенок. И всем девушкам дарит сапфировые серьги. Его отец владеет несколькими ювелирными магазинами. Но Кеша почему-то любит именно сапфиры. Конечно, я взяла, иначе он ходил бы печальный весь вечер и плакал, а серьги выбросил бы. У всех девушек тут уже есть такие же сережки. А у некоторых и не по одной паре.
— Правда? — я был ошарашен. Как я мог предположить такое?
— Конечно. Вон, смотри, как вокруг него все хлопочут. Его тут все знают, даже охранники. И не прогоняют — вреда от него нет, а искреннее восхищение всем приятно. От кого-нибудь другого я бы не приняла подарок.
— И от меня?
— От тебя тем более! — фыркнула она.
— Почему? — я был уязвлен.
— Потому что для большинства мужчин это значит согласие. На многое, — вернула она назад мои слова. — А тебе и согласие не требуется — все решаешь сам, не считаясь с окружающими. Если от тебя еще и подарок принять, то вообще будешь считать меня своей собственностью.
— Хм… Хорошего же ты обо мне мнения!
— Пока не очень хорошего, ты прав.
— Как же мне его изменить?
— Неплохо было бы сначала извиниться перед Кешей, как ты думаешь? — она строго смотрела на меня, и сейчас я видел не стриптизершу в прозрачной накидке и невидимом белье, а суровую учительницу, серьезного тренера, с которым шутки плохи.