Совершенство (СИ)

Из любопытства заглядываю в папку с рисунками Нестерова. Там карандашные архитектурные наброски. Сочетание четких и уверенных линий, соединяющиеся в идеи для его новых проектов, детали элементов облицовки, стилевых решений. Когда-то похожая папка была неизменной спутницей отца. Он везде носил ее с собой, боясь упустить внезапный порыв вдохновения.

Мысли об отце и о схожести с ним Нестерова, ожидаемо вызывают раздражение. Закрыв папку, бросаю ее обратно на туристический коврик, стараясь не думать о теории полового импринтинга. В моем случае, схожесть мужчины с моим отцом, скорее повод для интуитивной ненависти к нему, нежели для симпатии.

Прикрываю веки и, выпятив нижнюю губу, дую на собственный лоб. Ненавижу жару. Но, пожалуй, моя суперсила, в отличии от Дубининой, в том, чтобы умело приспосабливаться к обстоятельствам. Какими бы они ни были. В свое время это помогло мне устоять на ногах и выжить после всего, что случилось. Не сломаться. Стать той, кто я есть.

Голос Сахарова заставляет вернуться к реальности:

— Лана, прости меня, — виновато бормочет Ник, садясь рядом и касаясь моим плечом своего.

Вздыхаю и окидываю мужчину пристальным взглядом. Кажется, он говорит искренне. В ясных голубых глазах сожаление. Светлые брови подняты домиком. Полные розовые губы приоткрыты.

Зачем-то перевожу взгляд на Нестерова, продолжающего надувать второй сап, в то время как Никита, подготовив один, посчитал нужным уйти, чтобы в очередной раз извиниться передо мной за пропущенное свидание.

«Что тебя смущает, Милашечка? Действуй, сейчас самое время, — подсказывает чертенок, уловивший мои сомнения.

— Я тебя вообще-то ждала, — надуваю губы я. — И не собираюсь повторять эту ошибку.

— Ты не представляешь, насколько мне жаль, — горячо шепчет Ник, наклоняясь чуть ближе. — Я не собирался спать, но вчера вырубился моментально, как после снотворного.

Как после снотворного. Моего снотворного, которое столь некстати пропало. И кто же оказался настолько расчетлив, чтобы подсыпать его Сахарову? Руку даю на отсечение, что это не Дубинина. У нее бы на такое ума не хватило. Зато я знаю, у кого бы точно хватило.

Снова смотрю на Нестерова, как ни в чем ни бывало поднимающего и опускающего ручку насоса. На блестящую от жары бронзовую кожу, напрягающиеся под ней бицепсы и трицепсы. Это он хладнокровно подсыпал мои таблетки в пиво Сахарову, а потом ещё, небось, злорадствовал, наблюдая за тем, как я его жду, прекрасно зная, что Ник не придет. Гад.

Никита трактует моё молчаливое раздумье по-своему, принимаясь извиняться с удвоенной силой:

— Лана, пожалуйста! Обещаю тебе, что сегодня я приду, клянусь тебе.

Терпеть не могу клятвы. Ладно бы в реальности действовали «нерушимые обеты», как в фильмах о Гарри Поттере. Такие, чтобы не исполнил обещание и умер. К сожалению, в реальном мире, где никто ни во что не верит, клятвы ничего не значат. Тем не менее, демонстрируя прощение, невозмутимо отвечаю:

— Хорошо, Ник.

Мое спокойствие объясняется уверенностью, что на сей раз я заставлю его меня ждать. А мерзкого Нестерова пожалеть о подсыпанном снотворном. И вообще пожалеть, что он поехал на этот дурацкий остров. Пока не знаю как, но заставлю.

«Вот она — та Милашечка, которую люблю!» — потирает ладошки чертенок.

Знаю, ему нравится, когда я злюсь. Он — олицетворение, оправдание и поддержка всех моих отрицательных качеств. А вообще я и без него очень мстительна по природе. Но пусть для Сахарова и Нестерова это останется сюрпризом.

Лерка и Марк подходят к лагерю одновременно, когда все компрометирующие разговоры между мной и Никитой завершены, а все сап-доски готовы к выходу в море.

Я каталась на такой всего раз, да и то немного, поэтому, выйдя на берег с интересом смотрю на то, как мужчины крепят плавники и регулируют весла по нужной высоте.

— Нас четверо, а досок — всего три, поэтому до острова мы дойдем вместе с Ником, а на обратном пути я возьму твой сап, а ты пересядешь к Марку, ты не против? — спрашивает у меня Лерка.

И если сначала план Дубининой не вызывает у меня большого энтузиазма, то потом я начинаю рассматривать его как отличную возможность на обратном пути скинуть Нестерова с сапборда в море, и от этой мысли жизнь начинает играть новыми красками.

— Без проблем, — легко соглашаюсь я, а Марк, переводит на меня странный взгляд, выражая удивление моей внезапной покладистостью.

Пожимаю плечами:

— Все равно устану грести туда-обратно.

Не подозревая о моих коварных планах мести он галантно помогает мне донести тяжелый сине-фиолетовые сапборд до небольшой глубины и удержать в горизонтальном положении, пока я на него забираюсь. Вода ещё недостаточно прогрелась, однако на горячей от солнечных лучей доске мне снова становится тепло. Море спокойное, но даже на мелких волнах сап раскачивается и мне с трудом удается удержать равновесие.

— Чертенок? Серьезно? — усмехается Нестеров, касаясь кончиками пальцев четких линий рисунка на моей левой лопатке, и тут же сам себе отвечает: — Хотя, с твоим характером это не удивительно.