Совершенство (СИ)

— Марк, — понимая, что это последний шанс объясниться перед тем, как мы расстанемся, я хватаю его пальцы снова. — Выслушай меня, пожалуйста. Возможно, я и правда виновата, но очень сожалею о том, что все так получилось! Я понимаю и признаю свою ошибку. Если бы только я могла вернуть все назад…

Но Нестеров не собирается дожидаться окончания моего повинного монолога. Он уверенно идет дальше, широкими шагами меряя просоленные морской водой доски пирса. Его рука выскальзывает из моих пальцев, когда он безэмоционально и холодно бросает, не оборачиваясь:

— Я тоже хотел бы вернуть все назад. И в тот день, когда Лера попросила меня подъехать к тебе, чтобы помочь, сказаться занятым.

Эта фраза заставляет меня сбиться с шага. Хочется зажмуриться от той боли, которую она причиняет, хоть я и понимаю, почему он это говорит. Марк хочет ранить меня так же, как я ранила его самого. Только от этого не легче.

— Мы договорились, что Ник возьмет машину Леры, чтобы поехать первым и собрать свои вещи. По пути он закинет тебя домой. А ее я отвезу сам, — холодно продолжает Нестеров, шагая впереди.

— Лучше такси вызову, — бурчу я, пока плетусь следом

— Не советовал бы, иначе придется идти пешком на контрольно-пропускной пункт, потому что такси сюда не пропустят.

Его будто бы совершенно не трогают мои проблемы, и я понимаю, что Марк помог мне не потому, что простил или остыл, а из дежурной вежливости. Для него такое поведение — просто норма, что бы он ко мне ни чувствовал. Он сопровождает меня до Леркиного Гелендвагена и из той же вежливости открывает дверь, вручает мою сумку. Молча сажусь на переднее пассажирское сиденье, хотя, зная, что придется ехать с Никитой, предпочла бы ехать сзади, бросаю вещи в ноги и поднимаю на Нестерова глаза.

Еще сегодня утром мы могли понимать друг друга без слов, по касаниям, улыбкам, взглядам. Я могла бы многое ему сказать, если бы Марк готов был выслушать, но вместо этого просто смотрю и молчу, потому что он, кажется, умышленно потерял этот полезный навык. И все же, перед тем как захлопнуть дверцу, Нестеров замирает всего на мгновение, словно хочет что-то сказать, но тоже не говорит ни слова. В груди печет до боли, а в глазах щиплет, когда провожаю его удаляющийся силуэт, но я стискиваю кулаки — нельзя позволить себе расплакаться.

Отворачиваюсь, пытаясь отвлечься на телефон, мотая ленту соцсетей туда-сюда. Она пестрит чужими, вылизанными до блеска фото, но ни одно из них не привлекает внимания, потому что мое внимание не там. Оно здесь, где совсем рядом Нестеров грузит в машину вещи, а мне ни в коем случае нельзя на него смотреть, чтобы не позволить невыплаканным слезам политься из глаз.

Минут через пятнадцать Сахаров садится за руль Гелендвагена. Настраивает под себя водительское кресло. Вижу, что он подавлен, но мне совсем не жаль его. Из-за его глупости разрушены не только его собственные отношения с Дубининой, но и мои с Марком.

— Лера меня бросила, — сообщает он, заводя машину и регулируя кондиционер.

Машина трогается с места и черный Лэнд Крузер Нестерова выезжает вперед. Чтобы на него не смотреть, отворачиваюсь к окну, глядя как за ним мелькают невысокие ёлочки, высаженные в аккуратный ряд.

— Ты заслужил, — отвечаю Сахарову, не удержавшись, но он тут же колет ответной шпилькой:

— Мы оба заслужили.

И всё же, я прекрасно помню его лишенную благородства попытку свалить всё на меня. В голову тут же приходит мысль, что Марк никогда бы так не поступил. Черт, да он бы вообще в подобной ситуации не оказался.

«Это ты теперь, Милашечка, на все события собственной жизни через призму восприятия Нестерова смотреть будешь? — с сарказмом интересуется чертенок, который уселся на моем левом плече, положив ногу на ногу. — Если так, то у меня для тебя плохие новости».

Его плохие новости я и так прекрасно знаю. Предпочитая ни в кого не влюбляться, я жила спокойно и почти счастливо, а теперь, абсолютно против моей воли, сердце занято тем, кто даже видеть меня не желает. Не хочу это обсуждать и угрюмо отвечаю Сахарову:

— Наверное, так работает карма, Ник.

После короткой остановки на светофоре, Лэнд Нестерова едет в противоположную от нас сторону, и я с трудом сдерживаю полный печали вздох, готовый вырваться из моей груди по этому поводу. Когда мы теперь увидимся? И увидимся ли вообще? Смогу ли я теперь жить как раньше, когда и не подозревала о существовании Марка?

— Знаешь, я тут подумал, Лана. Мы с тобой могли бы рассматривать произошедшее как шанс, чтобы…

— Заткнись, — мрачно обрываю я. — Заткнись, пожалуйста, и не продолжай эту идиотскую мысль. Рассмотри произошедшее как что-нибудь другое.

«Дожили, Милашечка, на тебя смотрят, как на вариант «сойдет за неимением Дубининой», — хихикает чертенок, но мне почему-то не до смеха.

Остаток пути мы молчим, и когда белый Гелендваген, наконец, останавливается у моего дома, я молча выхожу из машины. Ухожу не оглядываясь. В то время, как Нестеров с радостью предпочел забыть обо мне, я сама мечтаю забыть о Сахарове. Он — напоминание о моей собственной глупости и безрассудстве.