Совершенство техники

Сама исчерпаемость природных ресурсов и человека, противостоящая дурной бесконечности совершенствования техники, полагает предел техническому прогрессу. Пределы «совершенства техники» лежат, однако, не только в исчерпании сущего, но и в ответном «сопротивлении» природы. Мобилизованные техникой стихийные силы сохраняют угрозу случайного уничтожения для технической организации, по мере того как она распространяет свой тотальный контроль над земным шаром. Perpetuum mobile, вечный двигатель, как утопическая цель средневековой и ренессансной изобретательской мысли обнаруживает роковой недостаток современной машинной техники — недостаток самодвижения. Об этом часто забывается, когда техника рассматривается как замкнутая и будто бы самообеспечивающаяся система. Задача-максимум техники — такое обеспечение существования, которое предполагает не просто воспроизведение всего сущего, но расширенное и усовершенствованное воспроизведение. Однако техника чужда случайных и излишних, нерациональных, действий. Поэтому она воспроизводит то, что уже редуцировано к некоей идеальной типике. Техника не производит такого бесконечного богатства, каковым является в целом живой цветок, но производит некие «компоненты, идентичные растительным». Вот здесь-то и подвох. Вместо самопроизвольных, самовоспроизводящихся процессов жизни техника подсовывает то, что нуждается в постоянном возобновлении, на что нужно тратить все новую и новую энергию. И дело не только в так называемом законе сохранения энергии. Техника принципиально разомкнута на получение энергии и субстанции из природы. Однако, говоря словами Галилея, это вынуждение природы, то есть сжатие ее в тиски. Последняя метафора работает не только по отношению к научному эксперименту, но и к любому техническому производству. Атомные электростанции, создающие экстремальные условия для деления урановых ядер в своих реакторах с целью высвобождения внутриядерных сил, — те же тиски, попав в которые, природа вынуждена отдавать свою энергию. Правда, делает она это тем вулканическим способом, который чреват гибелью для самих получающих такую энергию, тем способом, несущим угрозу, о котором говорит Юнгер в заключении своей книги.

Какова же альтернатива хищнической эксплуатации природной субстанции? Юнгер лишь намечает ее, говоря о богатстве-бытии, порождающем избыток, а также рисуя архаически идиллический образ отношений человека и коровы. Техника как бы заслоняет для человека возможность творчества и заботливо-симпатических отношений со всем живым, в том числе с землей. Не случайно Бердяев говорит, что техника изгоняет «духов природы», доступных магии. С воцарением техники исчезает отношение к сущему как живому и одушевленному, чье откровение и дарящая щедрость не вынудимы силой. Таким образом, техника как бы заслоняет собой первоначальную установку деятельности, нацеленную не на одностороннее расхищение, а на обмен дарами. В связи с этим следует задаться вопросом, из какой сферы исходит техническое произведение? Есть ли это сфера трансцендентальной субъективности, производящая продукт воображения, связывания в рациональном синтезе чистых геометрических форм и математических отношений, или же это открытие трансцендентальных пред-решений в Божественном разуме, как думал Дессауэр, или произведение никогда не бывшего, по Хайдеггеру? В любом случае техника заслоняет свой источник, благодаря которому возможно открытие, создание чего-либо впервые. Напомним платоновское: «Все, что вызывает переход из небытия в бытие, — творчество, и, следовательно, создание любых произведений искусства и ремесла можно назвать творчеством...».[34] Освобождение созидательного источника, творчество, а не тиражирование моделей, копий есть выход из замкнутого круга количественного роста технической организации. У многих мыслителей, в чьем поле рассмотрения находится феномен техники, она предстает как забвение этого источника.