В процессе нивелирования, который стремится подравнять все под единый уровень, функционер становится все более необходимой фигурой. Он оказывается тем человеком, от которого зависит готовность необходимой аппаратуры к работе, он же и формирует организацию труда. Общий рабочий процесс без функционера немыслим, не может идти в заданном направлении. Тут необходим вклад прилежного крота, премудрого миопа,{211}
нужен его разум, чтобы подкопаться под самый корень задачи. Функционер руководит рабочим процессом, входит в его авангард, он его главный бригадир. Он добивается убедительного результата, который можно проконтролировать при помощи механических методов и многочисленных тестов. Правда, функционер не наделен даром убеждения и красноречия, который есть у идеологов, в нем есть что-то унылое, серенькое, ограниченное необходимостью, одним словом, безрадостное. Идеолог, в отличие от него, — актер и потому не специалист, зато ему так хорошо знакомы все заветные чаяния человека, все его неистребимые фантазии о тысячелетнем царстве и утопические мечты.И, наконец, последняя причина продвижения функционера — сам процесс потребления. Научное, техническое и производственное членение рабочего процесса на отдельные куски, его дробление, разделение на отдельные функции определяется процессом потребления. Необходимость полного использования ресурсов, выработки все более тщательно разработанной, всеохватывающей и разветвленной теории и практики делает человека невероятно изобретательным, ведет к созданию все новых научных и технических дисциплин, которые по существу представляют собой методы усиленной эксплуатации, без остатка использующей все, что можно извлечь из своего объекта. Однажды вступив на путь такого мышления, человек уже не может с него свернуть, не может от него освободиться, становится пленником странных миражей и иллюзий. Его окружают такие же картины, какие витают в пустыне перед изнывающим от жажды путником, и он устремляется туда, куда его манят созданные им же самим призрачные видения. Там, где царит безудержное потребление, он мечтает найти несметные богатства. Там, где царит жесточайшая хищническая эксплуатация, ему мерещатся призрачные картины изобилия, и он мнит, что это картины светлого будущего.
Для частника и для коллектива принцип эксплуатации всегда одинаков. Но она обостряется в результате рационализации. Поэтому принцип эксплуатации неизбежно все более жестко применяется в отношении человека. В условиях коллектива человек оказывается перед эксплуатацией так же беззащитен, как он беззащитен перед изобретенной им аппаратурой и организацией. Быть может, этот человек и не заслуживает ничего, кроме рабской доли, ведь применяемые им методы эксплуатации столь отвратительны, что вполне достойны того состояния, в котором он находится, а это состояние, в свою очередь, соответствует рабочему процессу. Так с какой стати приходить на выручку человеку, если он имеет то, что заслужил?
Почему бы не оставить его и дальше запутываться в своих сетях, если в нем так сильна склонность к механической зависимости? Зачем нашептывать ему заветное слово «свобода», если на взгляд всех функционеров технического коллектива в этой свободе нет ничего хорошего? Ведь если бы какой-нибудь суперхирург изловчился удалить ее из человеческого организма, то человек стал бы на диво хорошо функционировать. Свобода, по мнению функционеров, это всего лишь иллюзия, лукавая выдумка, которой пользовались для своих целей те, кто держал в своих руках средства производства. Функционер технического коллектива точно так же держит в своих руках средства производства, но он говорит уже не о свободе, а о производстве. Для коллектива, стремящегося к установлению механического равенства, свобода совершенно излишняя вещь, в которой для него нет никакого проку. Зачем же, спрашивается, отменять рабство, существующее с согласия самих рабов, причем зачастую они выражают это согласие с величайшим воодушевлением! Эти возражения не лишены основания, так как я никого не могу принудить к свободе. Свобода — вещь, которую я должен создать. Но здесь эта аргументация неуместна, поскольку эта книга, с одной стороны, задумана не как рабочая инструкция для функционеров коллектива, а с другой стороны, не предназначена для тех людей, которые по доброй воле отказываются от свободы. С их стороны, вероятно, будут выдвинуты именно эти аргументы.