Совесть

Потом стальным ножом, подаренным некогда Уста Тимуром, вырезал из почвы кусок земли. Он добавил эту горсть к другой, с могилы матери взятой, завязал дорогой мешочек потуже в пояс и пошел к условленному месту.

Там стояли двое: Мансур Каши и сравнительно молодой рыжебородый и голубоглазый мужчина в одежде мударриса.

— Аесалям алейкум, устод!

— Здравствуй, здравствуй, сын мой, Мирам. Вижу, хурджун твой полон. Все ли в порядке в Драконовой пещере?

— Все в порядке, все книги на месте. Я, как вы сказали, открыл лишь один сундук устода Мирзы Улугбека. От каждой рукописи взял из него по одному списку, а из рукописи «Таблиц» — три…

— А из книг достойного рая Кази-заде Руми?

— Здесь со мной одна книга его «Математики», одна книга по геометрии светлейшего Гиясиддина Джамшида, учитель.

— Похвально, сын мой. И все сундуки на месте?

— На месте.

— И вход ты хорошо закрыл?

— Хорошо закрыл, учитель.

— Благодарю тебя… Прошу, перенеси хурджун на моего коня.

И снова все смотрел и смотрел Али Кушчи на Ургутские горы, словно отсюда хотел увидеть Драконову пещеру. Но горы плохо были видны; день уходил, и облака, недавно редкие, густели на глазах.

Шагирды стояли перед Али Кушчи, склонив головы.

— Все, все помню… До сих пор помню. Перед той зловещей ночью мы стояли вот здесь с устодом, и он поручал мне беречь спрятанные сокровища… Теперь я поручаю это вам. Всегда помните: сокровища, где собраны жемчужины разума мудрецов, необходимы если не этим, то будущим поколениям, потомкам нашим. Придет день, когда царство тьмы рассеется и над родной землей засияет солнце… Я не теряю надежды, что успею вернуться к тому радостному дню. Если же нет, если суждено мне умереть на чужбине, то вы передадите тайну сокровищ Улугбека своим доверенным шагирдам, а они — своим. И так от наших сыновей к сыновьям наших сыновей оно и пойдет, пока не дождется счастливого племени, при котором взойдет солнце над Мавераннахром! Тысячу раз благодарен я судьбе за то, что у меня такие шагирды, как вы. Если я чем-нибудь и когда-нибудь обидел вас, простите меня и благословите в путь…

Мирам Чалаби и Мансур Каши проводили его до большой караванной дороги. Поднимаясь на холм, Али Кушчи оглянулся назад в последний раз. Шагирдов своих он увидел, они долго махали ему вслед. А Самарканда увидеть уже не смог. И садов не увидел. Не потому лишь, что все это было слишком далеко, а потому еще, что слезы застлали глаза Али Кушчи. Он решительно смахнул их с лица и направился догонять караван.

1971–1974

СОВЕСТЬ

_{(перевод с узбекского В. Дудинцева)}

Глава первая

1

Атакузы нагрянул неожиданно, показав, как всегда, широту и размах, подобающие председателю колхоза-миллионера. Домла^[40] Шамурадов, кряхтя и одергивая широкую пижаму, вышел на улицу. Перед воротами стояли две «Волги»— цвета «белая ночь» и «морская волна». Следом подкатил еще и газик.

Из белой «Волги» вылез сначала сам раис Атакузы — высокий, жилистый, обожженный степным солнцем, провяленный ветрами. За ним — худощавый мужчина средних лет в хорошо сидящем заграничном костюме. На темно-смуглом лице незнакомца были особенно заметны серьезные серые глаза. Из зеленовато-синей «Волги» легко, будто птичка из клетки, выпрыгнула дочь Атакузы Тахира.

Атакузы расправил широкие плечи, лихо надвинул на лоб новую тюбетейку и, приветливо сияя смуглым, будто выкованным из меди лицом, широко шагнул к домле:

— Здравствуй, дядя! Как поживает тетушка?.. Прошу познакомиться: Абрар Шукуров, наш новый секретарь. Руководитель молодой, но серьезный.

Шукуров поклонился с долей робости. То ли смутила его неуместная похвала Атакузы, то ли поразил необычный облик старика. Ученый, почтенный домла казался не по летам могучим, крепко сколоченным. Может, в заблуждение вводила мешковатая, в полоску пижама? Но голова! Шукуров взглянул, отвел глаза и опять посмотрел: перед ним была голова древнегреческого мудреца. Желтый, будто обтянутый сафьяном, бугристый череп — как у Сократа. На широком, скуластом, с крупным носом лице непреклонно-суровое выражение.

На приветствие Шукурова домла ответил сердечно:

— Спасибо, сынок, спасибо… — Тут же он перевел глубоко запавшие глаза на Тахиру, ласково подергал ее за коротко подстриженные волосы и, будто спохватившись, опять повернулся к гостю — Прошу вас, товарищ Шукуров, прошу, — и засуетился, засеменил, пропуская гостей в калитку.

Во дворе шофер газика догнал Атакузы:

— Хозяин!

Атакузы круто повернулся:

— Сколько раз тебе говорить… Какой еще «хозяин»!

— Виноват, Атакузы-ака^[41],— шофер хлопнул себя по лбу. — Как быть с грузом?

— С грузом?.. Ящик огурцов и ящик помидоров оставишь здесь. Остальное отвези по списку, куда указано. Понял?

Шофер, должно быть, хорошо знал «указанные места». Согласно кивнул, побежал к машине. Атакузы, скрипнув новыми брезентовыми сапогами, повернулся к Шукурову и опять засиял улыбкой.