Совесть

— Дежурный, путёвку на Уянду! — сказал он, обивая рукавицами снег с валенок. — Да побыстрее. Чтобы к утру обернуться.

— Вот твоя путёвка, Никитин, — сказал дежурный, поднимаясь из-за стола и протягивая вошедшему сложенный вдвое лист бумаги. — Только сегодня поедешь с пассажиром.

— С каким пассажиром? — вскинул голову Никитин. — Ещё не хватало!

— Вот твой пассажир, — показал диспетчер на Витальку, сжавшегося в углу. — Доставишь до самой Уянды в полном порядке и здравии. Парнишка на каникулы домой едет. К отцу.

— Да ты знаешь, какой у меня рейс? — закричал Никитин. — Отчаянный у меня рейс. Семь тонн горючего в цистерне! Да ещё по снежнику! Сам не знаю, как процарапаюсь к прииску. А ты мне ещё мальчишку! Спасибо!

— Но, но, потише, — сказал диспетчер устало. — Своим ты небось ёлку делаешь. А этому, значит, не надо? Ничего, довезёшь.

Никитин взял путёвку и оглядел Витальку с головы до ног.

— Ну что ж, собирайся, — сказал он. — Иди в машину.

Виталька подхватил свой чемодан и бросился вон из диспетчерской.

Бензовоз был похож на огромный танк, изготовившийся к бою. От радиатора несло жаром. Рифлённые ёлочкой покрышки колёс глубоко вдавались в дорожный накат.

Виталька взобрался в кабину и уютно устроился на пружинистом клеёнчатом сиденье. Чемодан он поставил между ног.

Через минуту появился Никитин, не глядя на Витальку, запустил двигатель и тронул машину с места.

Скоро посёлок исчез из виду. Осталась только белая лента дороги да высоко наметённые снежные сугробы по сторонам. Бензовоз шёл между ними, как по бесконечному ледяному туннелю.

— Из интерната? — неожиданно спросил Никитин.

— Из интерната, — ответил Виталька.

— В каком классе?

— В шестом.

— А зовут как?

— Виталий.

— Отметки-то хорошие отцу везёшь?

— Ничего, — ответил Виталий.

— Тогда молодец.

Больше он не проронил ни слова, только задумчиво глядел на дорогу, слегка поворачивая баранку руля.

Виталька тоже молчал. Водитель показался ему человеком суровым и чем-то рассерженным. С таким было неловко разговаривать. Если захочет — пусть начинает сам.

Скоро Виталька задремал, убаюканный монотонным гуденьем двигателя, а потом и вовсе заснул, откинув голову на пружинистую спинку сиденья. Во сне он видел приисковый клуб, отца в праздничном костюме и сияющую разноцветными огнями пушистую ёлку. Ёлка медленно поворачивалась на своём основании, огни её разгорались всё ярче и ровно гудели от напряжения.

— Папа, — сказал Виталька, — ведь лампочки могут перегореть! Надо их выключить!

— Не перегорят, — спокойно сказал отец. — В праздник они не перегорают…

Потом всё кончилось. Что-то треснуло, и он сунулся лбом вперёд. Уши заткнуло плотной тишиной.

— Вот проклятая! Чтоб её… эту дорогу. Кажется, втяпались.

Виталька медленно приходил в себя. Перед ним качался подбородок Никитина, заросший щетиной. Над подбородком шевелились тонкие сухие губы.

Никитин ругался свистящим шёпотом. Бензовоз стоял перед белой стеной. Воздух в кабине быстро остывал. Сквозь переднее стекло виднелась плотная снежная гора.

— Засели! Говорил я диспетчеру, что рейс отчаянный. Не поверил. Теперь вот… получай.

— Где мы? — спросил Виталька.

— На семьдесят втором километре. Видишь, сопки пошли. Ты спал часа два.

Он рванул дверцу кабины и спрыгнул на дорогу. За ним вылез Виталька. Воздух застрял в горле. Виталька прикрыл нос рукавицей и закашлялся.

— Холодно как…

— Градусов тридцать пять, — сказал Никитин. — Африка.

Они разминали ноги возле машины. Голова у Витальки ещё гудела от сна. Перед глазами мигали ёлочные огни. Придя в себя, Виталька огляделся. Дорога кончалась у подножия снежной горы. Вероятно, с вершины сопки сорвалась лавина и перегородила путь.

Виталька шагнул к завалу и пнул ногой пристывшую к дороге серую глыбу. Снег скрипнул, как высохшая земля.

— Что теперь делать? — вздохнул Виталька.

— Что, что… — Никитин обошёл вокруг бензовоза, ударил кулаком по баллону заднего колеса, заглянул под шасси. — Засели, парень, как следует… Они там, на прииске, кроют нас почём зря. Начальство поторопилось — радиограмму с автобазы отправили ещё вчера вечером. Они ждут нас сегодня. Ждут и надеются.

Витальку удивило и обрадовало, что Никитин сказал не «меня», а «нас». Значит, теперь он не просто пассажир, а человек, который в какой-то степени отвечает за срок доставки горючего на прииски. И шофёр не считает его ненужным грузом.

— Топор у нас есть в пожарном ящике, и лопату я прихватил на случай, — сказал Никитин.

Они вскарабкались на горб завала.

Бензовоз стоял на высшей точке подъёма. С обеих сторон дорога катилась вниз, опоясывая сопку нешироким карнизом. Слева, сразу за обочиной, ломаной чертой светлел край обрыва. Там, в глубине, домики между сопками. Уже смеркалось. А справа, на гладком склоне, по которому съехала на дорогу лавина, ещё тлел короткий северный день.

— Здорово, — сказал Виталька, заглядывая на другую сторону завала. — Тут и бульдозером не пробьёшься…

— Да, брат, попали мы с тобой в историю… — пробормотал Никитин.