Совесть короля

Джейн оделась как обычная простолюдинка. Обрядить леди Грэшем в чужое платье, чтобы спрятать под ним ее истинную внешность, оказалось делом нелегким. Даже самая скверно сшитая одежда была бессильна скрыть ее стройное, гибкое тело, а втертая в кожу лица сажа — высокие скулы, блестящие глаза и гордый подбородок.

Грэшем и Манион шли следом за Джейн. Двое слуг шагали впереди, двое шли рядом, еще по одному с каждого бока, и двое замыкали процессию. Увы, этих людей легче было научить убивать, чем правильно сопровождать и охранять хозяина и хозяйку. Какой огромной сосредоточенности требовало это дело, не говоря об умении выглядеть непринужденно в момент, когда нервы напряжены до предела!

Район Блэкфрайерс лежал за Стрэндом неподалеку от Флит-стрит. Чтобы добраться туда, нужно было преодолеть зловонную грязь сточной канавы, некогда именовавшейся речушкой Флит. Фактически существовал не один Лондон, а несколько. Человек, считавший себя коренным обитателем Флит-стрит, был чужаком среди ткачей и сапожников Сент-Джайлза в Крипплгейте или потаскух Чипсайда. Что до каменщиков, то те расхаживали повсюду, поскольку в их услугах горожане нуждались повсеместно.

На улицах стоял неумолчный гам. В воздухе, густо забивая ноздри и разъедая глаза, висела пыль, отчего высокородные жители во время прогулок были вынуждены прикрывать лица носовыми платками. Повсюду, громко и настойчиво расхваливая товар, сновали бойкие уличные торговцы. Строительные работы велись буквально на каждом шагу. Деревянные леса перегораживали узкие улицы, и без того забитые повозками и лошадьми. Город стремительно разрастался, а его увеличивавшееся с каждым днем население требовало все больше и больше сельскохозяйственной продукции.

Манион отправился поговорить со своими доносчиками, от которых узнал, что часом ранее Шекспир вернулся домой.

— Он все еще у себя, — сообщил он сэру Генри.

Привратник оказался пожилым мужчиной. Судя по его вялому виду, он только-только проснулся после недавней трапезы. Разбудил его громкий и настойчивый стук — это Манион колотил кулаком в полуоткрытую дверь убогой каморки.

— Мы к мастеру Шекспиру. Мастеру Уильяму Шекспиру. Ему зачем-то понадобился наш брат каменщик.

— Что случилось, голубушка? — осведомился привратник, устремив взгляд на Джейн. Несколько минут назад та натерла себе глаза и смочила водой лицо. Вид у нее был заплаканный и несчастный.

— Вот дурная девка! — с чувством воскликнул Манион. — Видели бы вы, откуда я ее приволок, сами поняли бы, что за такой гуленой нужен глаз да глаз! Настоящее наказание, скажу я вам, быть отцом и, не имея живой матери, держать дочку в порядке!

— Небось задашь ей хорошую трепку, когда вернешься домой? — поинтересовался привратник, потом, глядя на Джейн, похотливо, будто сатир, облизнулся. — Всыплешь перца этой красотке, верно? Ремнем отходишь по мягкому месту и все такое, да?

Манион смутился и бросил взгляд на сэра Генри. Тот отчаянно пытался подавить хохот.

— Непременно отходит, ведь он такой! — перехватила инициативу Джейн, старательно имитируя простонародный говор уроженки Миддлсекса. — Он такой бессердечный, жестокий, страсть какой бессердечный… чуть что не так, лупит меня, жуть как больно лупит!

«Господи, — подумал Грэшем. — И зачем это люди платят деньги и ходят в театр? Ну и актриса! Того и гляди, вздумает раздеться, чтобы показать привратнику синяки…»

— Ну ладно, ступайте. Удачи вам. Нет у меня времени для этих актеров. Сатанинский храм театр ихний, вот что это такое. Сатанинский храм, точно вам говорю, — проворчал старик, не сводя жадного взгляда с зада леди Джейн, когда «каменщики» зашагали вверх по лестнице.

Ага, а вот и тяжелая деревянная дверь, которая, как утверждает Манион, ведет в комнаты Уильяма Шекспира. Гости постучали; на их стук никто не ответил. Они постучали снова, на сей раз настойчивее. Откуда-то изнутри донесся слабый шорох. Грэшем и Манион обменялись взглядами, потом, не говоря ни слова, с силой стукнули ногами по той части двери, где предположительно находился засов. Дверь с треском распахнулась.

Тогда сэр Генри впервые увидел Шекспира — или, если угодно, Уильяма Холла. Это был человек самой заурядной внешности, среднего роста, обычного телосложения. В общем, ничем не примечательный. Такого не запомнить с первого взгляда. Качества, прекрасно подходящие для шпиона, позволяющие оставаться незамеченным. Даже сейчас, стоя на полу на коленях и воздев в молитвенном жесте руки, Шекспир смотрелся весьма невыразительно. Лысая макушка, редкие каштановые волосы, брюшко — короче, типичный представитель купеческого племени, причем далеко не первой молодости. С трудом верилось, что в столь заурядном теле обитает великий ум, сотворивший непревзойденные пьесы.

Шекспир уже почти открыл потайную дверь в дальней стене комнаты, когда Грэшем и его люди ворвались внутрь. На лице создателя «Гамлета» читалась паника.

— Я ничем не могу помочь вам! — пронзительно вскрикнул он. — Я не могу всем угодить. У меня нет этих бумаг!..