Читаем Совесть короля полностью

Совесть короля

— И вот ситуация. В любую минуту может стать известно, что пьесы, чье авторство приписывается постороннему человеку, на самом деле являются творениями определенной группы весьма влиятельных людей. Некоторые из тех, кто создал так называемые шекспировские пьесы, хотели бы, чтобы сей факт остался в секрете, ибо, если о нем узнают, их репутация и положение в обществе могут серьезно пострадать. Есть и другие — кто хотел бы, чтобы их гений наконец-то получил заслуженное признание. В общем, как вы сами видите, полная неразбериха… Кроме этого, — добавил сэр Генри, — уже поползли слухи, будто принца Генри отравили — что, между прочим, я должен подтвердить или опровергнуть перед королем. Повисла гнетущая тишина.

— Так его отравили? — спросил Грэшем, глядя в глаза Бэкону.

— Не знаю, — ответил тот спустя пару секунд. — Хотя лично я сильно в этом сомневаюсь. Единственное возможное объяснение — Овербери страшился, что Генри подорвет позиции Карра, а значит, и его самого. Хотя на самом деле не было ничего даже близко похожего. Яков не прислушивался к Генри, считая старшего сына ханжой и лицемером. Генри, в свою очередь, считал отца распутником.

— Так кто же писал шекспировские пьесы? — спросил Грэшем.

Бэкон с Эндрюсом переглянулись.

— Вы действительно хотели бы это знать? — произнес Бэкон. — Боюсь, что подобного рода знание может вам навредить как физически, так и морально.

Грэшем внутренне сжался.

— Скажите мне, — проговорил он. — Мне нужна правда.

— Что ж, — ответил Бэкон, — коль вы настаиваете… Разумеется, здесь присутствующие, то есть я и епископ. Король. Графы Оксфорд, Рутленд и Дерби — в той или иной мере. Напоминаю, что порой над одной и той же идеей работали двое, а то и трое из нас. Марло. Вдовствующая графиня Пембрукская, которая, между прочим, пыжится больше всех, утверждая, что именно ей принадлежит авторство двух пьес — «Как вам это понравится» и «Двенадцатая ночь».

Бэкон усмехнулся.

— Ее сын, нынешний граф Пембрук, водит дружбу с актерами. Нет, вношу поправку. Он помешан на них. Правда ему известна, и он ненавидит собственную мать. Пембрук только тем сумел заткнуть ей рот, что пригрозил лишить ее всех денег. Шекспиру он говорит, что делает это исключительно ради него, но это неправда. Просто ему неприятна сама мысль о том, что его мать способна снискать себе имя, — с жаром произнес Эндрюс. Семейные склоки Пембруков были его излюбленной темой, и епископ был готов говорить о них до бесконечности, лишь бы собеседник попался терпеливый.

— И кое-кто еще, — добавил Бэкон.

Грэшем не мог промолчать:

— Сэр Уолтер Рейли.

— Верно, — подтвердил Бэкон.

Его герой и спаситель. Человек, в честь которого он назвал своего первенца. Человек, которого он навещал и поддерживал все годы, пока тот находился в тюрьме, в том же самом Тауэре, сырые стены которого сам Грэшем только что покинул. Человек, который счел нужным скрыть этот факт от своего младшего друга, зная, что тем самым ставит сэра Генри под удар с того самого момента, когда тот принялся распутывать клубок тайн, окутывающих эти злосчастные пьесы.

* * *

Всю обратную дорогу домой Манион хранил мрачное молчание. Наконец он не выдержал и, сплюнув, обратился к Грэшему:

— Король неспроста подарил вам свободу, кубки и дворянский титул. Теперь он будет ждать от вас результатов. И чем раньше, тем лучше для вас.

— Понимаю, — ответил Грэшем. — Я займусь этим делом, будто семью разными делами.

— Что ж, — ответил Манион. — Кажется, почти все понятно. Во-первых, нужно решить, что делать с письмами. Здесь я согласен с ее милостью. — Он произнес новый титул Джейн без всякой иронии. — Притворитесь, будто вы их нашли. Избавьтесь от них и сообщите об этом королю. Или же, что еще лучше, верните их ему. Во-вторых, выясните, отчего скончался принц. То ли его обычным путем прибрал к себе Господь, то ли к смерти Генри приложил руку Овербери. В-третьих, в очередной раз отправьте Марло на тот свет, только теперь уже окончательно.

— В-четвертых, в-пятых, в-шестых… Также сущие мелочи. Найти Шекспира, обезвредить Овербери, обнаружить пропавшие рукописи.

— Согласен, — кивнул Манион. — А что в-седьмых?

— Встретиться с Рейли и спросить его, почему он никогда не рассказывал мне о «шекспировском заговоре».

— Готов помочь вам в первых шести делах, — произнес Манион. — В седьмом же я, увы, бессилен.

«Верно. И ты, и кто-либо другой»

, — подумал Грэшем, чувствуя, как в нем закипает гнев.

— А почему вы решили не трогать Кока? — искренне удивился Манион. — Что-то я не припомню, чтобы вы раньше кому-то прощали обиды. Ведь это он упрятал вас за решетку.

— Вон ты о чем! — воскликнул Грэшем с хитрой улыбкой. — На сэра Эдварда у меня особые виды.