Я опять перевел взгляд на комнату Лесли. Бой принес еще виски с содой, и Лесли разрезал и перелистывал уже третью книгу. Черт, по-видимому, уже отчаялся его найти и сидел в углу страшно печальный и о чем-то, видимо, из всех сил думал. Потом он лег на пол, распластался, как лягушка, стал при этом совсем плоским, как лист бумаги, и, работая руками и ногами, вылез под дверь. Меня заинтересовало, куда он пойдет. Поднявшись с пола, черт отряхнулся, надулся опять, как резиновый, и побежал вниз по лестнице. Я стал следить за ним, оставив пока Лесли. Черт вышел через запертую дверь к морскому берегу и пошел, переваливаясь, по песку. Набегала темная волна, оставляя после себя белую пену. Ночь была темная и теплая, точно бархатная. Сверкали звезды, и между пальмами перелетали светящиеся мухи, похожие на летающие звезды. Но черт не обращал внимания на это, и в этот момент он показался мне похожим на какого-то старьевщика, мелкого торговца или барышника, обдумывающего грошовый гешефт на морском берегу под пальмами. Что ему за дело до этих пальм, все равно их срубить и продать нельзя, а летающие светляки -- ведь, они уже ровно ничего не стоят. Такому барышнику или старьевщику показалось бы ужасно глупым, если кто-нибудь сказал, что все это сказочно и прекрасно. И, вероятно, он стал бы думать, нельзя ли на этом дураке зашибить рупию, другую, продать ему какую-нибудь фальшивую жемчужину, что-нибудь в таком роде. Черт именно казался таким мелким комиссионером. Он представлял собой невозможность ощущений прекрасного и сказочного. В этот момент я понял, что мы больше всего ошибаемся, когда приписываем черту какие-то положительные злые силы -- демонические черты. Ничего положительного в черте нет и быть не может. Это я видел совершенно ясно. Черт, это -- отсутствие всего высокого и утонченного, что есть в человеке, отсутствие религиозного чувства, отсутствие мечты, отсутствие чувства красоты, отсутствие чувства чудесного. Переваливаясь, но довольно быстро, черт шел по песку вдоль
190
П. Д. Успенский
пальм, и все время он пристально вглядывался в темноту, точно искал чего-то. Наконец, он свернул в сторону, и я заметил, что на песке у толстого ствола пальмы сидел другой черт, довольно важный на вид, с толстым животом, с седой козлиной бородкой и в ермолке. Маленький черт сел против него на песок и начал рассказывать, очевидное своих неудачах с Лесли, временами показывая рукой в сторону отеля. Что он говорил, я не понимал. Но меня поразило, до какой степени он на самом деле стал похож на женщину, точно он совместил в себе все неприятное и отталкивающее, что может быть в пошлой и вульгарной женщине. Старый черт внимательно слушал, потом начал говорить видимо наставительным тоном, и чертик сидел перед ним, скривив голову на бок и опершись подбородком на ладонь и внимательно слушал, точно боясь пропустить слово. Я вернулся к Лесли. Он еще долго читал, записывал пришедшие мысли и потом лег спать.
Ночь быстро промелькнула передо мной, и наступил короткий тропический рассвет. И в Индии, и на Цейлоне встают рано. Слуги мели коридоры, несли в комнаты чай и кофе. Бой -- сингалезсц в белой узкой юбке и куртке, босиком и с черепаховым гребнем на голове, с большим подносом в руках неслышно вошел в комнату Лесли. Лесли еще спал под пологом-сеткой от москитов. Осторожно ступая, бой наклонился и поставил поднос на низенький столик около кровати. Я посмотрел на поднос и к своему глубокому изумлению увидел, что все помещавшееся на подносе, это был черт, которого я оставил под пальмой. Теперь черт принял самые разнообразные формы и, надо отдать ему справедливость, имел очень привлекательный и аппетитный вид. Во-первых, это был чай, два небольших темных чайника, один с кипятком, другой с крепким и душистым цейлонским чаем; янтарное австралийское масло с кусочком льда на тарелке, густое апельсиновое варенье, горячее яйцо всмятку в фарфоровой рюмочке; два кусочка сыру; горка горячих поджаренных тостов, четыре темно-желтых, изогнутых банана; два черно-фиолетовых мангустана, плод, который так нежен, что никогда не может быть привезен в Европу. -- И все это был черт! Лесли открыл один глаз и посмотрел на поднос. Потом он потянулся, зевнул, открыл другой глаз и сел на кровати. Я видел, как сразу нахлынули на него вчерашние мысли, и как ему было весело и приятно все это вспоминать: и разговоры с индусом, и свои намерения заняться йогой, и все мысли, приходившие ему в голову вечером. -- Все дело в тренировке, старик прав, -сказал себе Лесли. Главное, нужно всегда следить за собой, не позволять себе делать ничего, не спросив себя, нужно ли это для той цели. Следить за своими мыслями и словами, и действиями, чтобы все было сознательно! И я видел, что Лесли очень приятно говорить себе это и приятно чувствовать, что он это знает, и что он может это говорить себе. Затем Лесли приподнял сетку от москитов и вылез наружу. Он хотел было
191
Совесть: поиск истины