– Нашелъ чортъ знаетъ что такое, – отвтилъ онъ. – Пять крошечныхъ комнатъ въ пятомъ этаж, за полторы тысячи. Повернуться негд. Въ спальной 600 кубическихъ футовъ воздуха на двоихъ, а такъ какъ супруга моя поглощаетъ воздуху вдвое противъ меня, то на мою долю придется только 200 футовъ. А я астмой страдаю. Половину вещей маклакамъ продаю – не влзаютъ. Хотлъ библіотеку сбыть, да букинисты не берутъ, говорятъ, что теперь эти библіотеки къ нимъ изъ каждой квартиры тащутъ. Кабинетъ свой въ столовой за буфетомъ устраиваю, и на обденномъ стол Ван на ночь стелить будутъ. Въ мастерскихъ запрещается рабочимъ на столахъ спать, а мн, Богъ дастъ, не запретятъ.
– Вотъ, вотъ! вотъ какое положеніе! – кивнулъ Бобылковъ Варгасову.
– И то, батюшки мои, радъ, что какъ нибудь устроился, – продолжалъ Петръ Ивановичъ. – Лишніе пятьсотъ рублей платить придется, да жена, спасибо ей, ободряетъ: не унывай, говоритъ, Петя, на чемъ нибудь наверстаемъ. А по правд, гд же тутъ наверстать? Ну, да вдь не на улиц-же оставаться. Пока хватитъ, буду платить, а тамъ будь что будетъ…
Молодые люди переглянулись.
– И контрактикъ подписали? – спросилъ Бобылковъ.
– Подписалъ. Сначала перепугался, какъ прочиталъ, а потомъ думаю: пропадать, такъ пропадать, все едино, – отвтилъ Петръ Ивановичъ. – Условія, надо сказать, самыя ужасающія. Въ полномъ смысл слова петлю себ на шею надлъ, да думаю: не душегубецъ же въ самомъ дл хозяинъ, авось не затянетъ.
– А условія ядовитыя? – полюбопытствовалъ Варгасовъ.
– Не только что ядовитыя, а унизительныя, – отвтилъ Петръ Ивановичъ. – Прямо какой-то договоръ съ человкомъ низшей расы, или съ бглымъ мазурикомъ. Въ чемъ я только не обязался! И за прислугой смотрть, и помоевъ въ квартир не держать, и не выпускать на дворъ собакъ безъ провожатаго, и несуществующіе ключи въ дверяхъ сдать въ цлости, и вьюшки оберегать, и обоевъ не пачкать. А за всякую неисправность – штрафъ, по усмотрнію хозяина, вотъ какъ на фабрикахъ рабочихъ штрафуютъ. Изъ крана, напримръ, будетъ течь, у нижнихъ жильцовъ потолокъ подмокнетъ – и воленъ хозяинъ взыскать съ меня убытки, по его собственной оцнк. Задвижка у окна потерялась – опять можетъ хозяинъ взыскать, и не столько, сколько задвижка стоитъ въ лавк, а по его собственной оцнк: захочетъ – двугривенный, а захочетъ – десять рублей. Въ кабалу вошелъ, одно слово.
– Зачмъ-же вы такія разбойничьи условія подписали? – спросилъ Бобылковъ.
– А какъ-же-бы я ихъ не подписалъ? – возразилъ Петръ Ивановичъ. – За мсяцъ впередъ я уже заплатилъ, вещи перевезъ, на гербовую бумагу деньги выдалъ, – тутъ мн и приносятъ контрактъ. Какъ-же я его не подпишу? И деньги, и время потерять, и безъ квартиры остаться? Нтъ, батенька, тутъ чорту душу прозакладываешь, не то что свои пожитки.
– А разв пожитки у васъ заложены? – удивился Варгасовъ.
– Да все по тому-же контракту. Въ случа моей неисправности, домовладлецъ иметъ право задержать мое имущество. Разв это не значитъ, что вся моя движимость у него въ заклад? У меня ея тысячъ на пять, а онъ можетъ за мсячную плату ее задержать, и потомъ судись съ нимъ. А исправность моя тоже отъ него самого зависитъ, и если захочетъ, чтобъ я былъ неисправенъ, то ужъ никакимъ способомъ я исправнымъ оказаться не могу.
– Это какъ-же такъ? – удивился Бобылковъ.
– А очень просто, – объяснилъ Петръ Ивановичъ. – Въ контракт сказано, что долженъ я вносить плату за мсяцъ впередъ, безъ всякаго промедленія. Ну, я перваго числа посылаю за дворникомъ. Дворникъ ушелъ, скоро будетъ. Я узжаю на службу, оставивъ деньги у жены. Возвращаюсь къ обду, и узнаю, что сколько ни посылали за дворникомъ, онъ не являлся. Я ду къ хозяину – не принимаетъ, спитъ. ду вторично вечеромъ – ухалъ. Посылаю деньги на завтра утромъ – не принимаютъ: просрочено-молъ, извольте очистить квартиру въ 7-дневный срокъ, уплатить все по срокъ контракта, а за излишне прожитое время – по десяти рублей въ сутки пени.
– Но это-же совсмъ чортъ знаетъ что такое, – воскликнулъ Бобылковъ. – Такого контракта никакой судъ не приметъ во вниманіе.
– Не знаю-съ, не юристъ, – отвтилъ Петръ Ивановичъ. – Я такъ полагаю, что домохозяева не имютъ въ виду явно злоупотреблять контрактомъ, и вс эти условія придумываютъ для нихъ какіе-нибудь подъячіе, просто по глупости, «чтобъ крпче было»; однако, все-же таки, чувствовать себя въ полной власти какого-то невдомаго мн отставного надворнаго совтника Шилохвостова – согласитесь, немножко какъ-то обидно.
Варгасовъ совсмъ сдвинулъ шляпу на затылокъ, и потеръ мокрый лобъ рукою.
– Знаете что, у меня опять явилась идея, – сказалъ онъ. – Очевидно, сегодня мой счастливый день. Послушайте, Петръ Ивановичъ, выдайте мн довренность.
– Что? зачмъ? – переспросилъ Петръ Ивановичъ.
– Выдайте довренность, настоящую, у нотаріуса, и живите себ спокойно въ дом вашего Шилохвостова, – продолжалъ Варгасовъ. – Даже, если перваго числа не при деньгахъ будете, недльку спокойно повременить можете. А я изъ этого домохозяина вашего буду веревки вить.
– Да что вы? какимъ образомъ? – усомнился Петръ Ивановичъ.