Совет отряда

— Ну ладно, — говорил Вовка, усевшись на верстаке и машинально пересыпая из руки в руку опилки. — Это я, конечно, неправильно сделал — на уроке его запустил. Так ведь я не со зла. Это же всем интересно: такая машина вдруг летает. Интересно ведь, верно, Вась? А они напустились… И если я приношу в школу другие там разные штуки, — чего же плохого? Одну штуку выменять надо, другую просто показать. Что же тут недисциплинированного, верно?

— Это, конечно, верно, — уныло подтвердил Вася, — только на уроках-то ведь нельзя.

— Подумаешь! Как будто я хулиганю, что ли? Ну, гайку из кармана достал. Ну, шестерёнка упала. Раз она упала, так, конечно, звякнет. Что же тут особого? Зато ведь сколько я для физического кабинета приборов сделал! Что, даром, что ли, меня Борис Сергеевич своим помощником называет? Он толк понимает… А возьми эту Ирку или того же Сёмку. Ну, что они могут сделать? Задание кое-как выполнят — и всё. А я сверх задания… Или вертолёт. Ну, кто ещё такой сделал? Да им вовек не сделать! Верно ведь, Вась, а? Как ты думаешь?

У Васи определённо на душе скребли какие-то звери.

— Верно, — совсем неуверенно поддержал он товарища. — Только вот… видишь — на совет отряда.

— Ну, а что совет отряда! Подумаешь, испугался. Мне от него ни жарко, ни холодно. Что они со мной сделают? Расстреляют, что ли? А потом — сами-то они… Возьми того же Сёмку: совсем недавно мячом разбил стекло в кабинете завуча… А Ирка — она ещё вчера замечание на литературе получила. Вертелась. И на той неделе — тоже. У самого Димы Крутикова, я слышал, по какому-то предмету тройка. А ведь вожатый!.. Ну и вот, они, значит, и будут меня прорабатывать? Тоже мне, прорабатыватели! Верно, Вась, а?

— Ох, — сказал Вася, — как же это я забыл? Мне же сегодня за Манюшкой в садик идти. Мама на собрании задержится.

Вовка поерошил вихрастую шевелюру, из неё посыпались опилки.

— Так ведь Манюшка в садике может до восьми пробыть. А?

— Может. Только, знаешь… Её, знаешь, лучше всё-таки пораньше привести.

— Ну, тогда ты шагай, — сказал Вовка и смёл с верстака опилки. — А я поработаю. Хочу завтра Борису Сергеевичу ещё один прибор сдать. Назло им, этим… прорабатывателям. Хорошо ведь получится, верно?

— Верно… — Вася почему-то отвёл глаза. Потом он нахлобучил кепку на нос и протянул руку — Ну ладно, я пошёл…

Васино поведение не очень понравилось Вовке. «Что-то уж больно он скис. Напугался, должно быть. А чего ему переживать — не его ведь на совет отряда вызывают. Или Ирка Маслова на него так подействовала? Не стыдно, говорит. А чего ему стыдиться?»

Поразмыслив таким образом, Вовка сбегал в дом закусить, а затем принялся работать. В этот вечер потрудился он хорошо, прибор получился на славу, и это совсем подняло его настроение. Но — лишь до утра.

Утром, едва Вовка явился в школу, настроение у него изрядно понизилось.

Началось с того, что ещё у раздевалки подошла Ира Маслова и сказала:

— Совет сегодня после уроков. Собираем специально из-за тебя.

Она прищурила глаза так, будто опять хотела сказать: «Не стыдно?», но ничего не сказала и отошла. Изумительно немногословна была она в этот раз.

«Ишь ты, как торопятся», — с неприязнью подумал Вовка, поддёрнул штаны и поплёлся к Борису Сергеевичу.

Преподаватель физики Борис Сергеевич Вяткин, молодой и подвижный, но очень толстый человек, почти не выходил из физического кабинета. Он появлялся там задолго до уроков, проводил в кабинете, окружённый учениками, все перемены, сидел там и по вечерам, и неизвестно, когда он бывал дома. В кабинете нашёл его Вовка и сейчас.

Борис Сергеевич улыбнулся своей обычной, доброй, чуть застенчивой улыбкой и сказал:

— Входи, входи, — хотя Вовка и без того уже вошёл.

Он вошёл и сказал:

— Вот, я ещё один, Борис Сергеевич, сделал, — и поставил на большой высокий стол для опытов свой прибор.

Борис Сергеевич подошёл, внимательно осмотрел прибор, потрогал его и сказал:

— Н-да… Хорош. Только ты забери его обратно. Я его у тебя не возьму.

Вовка не понял.

— Не возьму, говорю, у тебя эту поделку.

— Борис Сергеевич… почему?!

Вяткин сложил руки за спиной, ладонь в ладонь, прошёлся вдоль стола и сокрушённо покачал головой:

— Эх, Седых! Безобразничаешь ты, оказывается, а?

— Борис Сергеевич, да я…

Вяткин быстренько вытащил руки из-за спины и нетерпеливо помахал ими, обеими сразу, перед своим лицом:

— Стоп, стоп, стоп. Без оправданий. Увлекаешься техникой и физикой — хорошо. Одобряю. И все одобряют. Но, брат, перехватывать через край — это не позволительно. Забери, — он коротко махнул в сторону прибора, — а там, дальше, посмотрим…

Вовка растерянно потоптался, жалобно взглянув на любимого учителя, покраснел и, круто повернувшись, выбежал из физического кабинета.

В первую же перемену кто-то поставил прибор, оставленный Вовкой, на его парту.

Значит, всё. Уж если Борис Сергеевич с ними заодно, — всё!

Вася понял трудные переживания друга. На втором уроке он сунул в руку Вовки записку:

«В.! Держись. Я тоже был виноват, а теперь не подведу. Честно. Держись. В.»