Читаем Совьетика полностью

– У нас? У нас в СССР? У нас взялись бы за причины – но если речь идет о чем-то таком, что непосредственно не дает жизни людям до такой степени, что нельзя ждать пока ликвидируют его причины, то расправились бы сначала с самим явлением, одновременно ведя и борьбу с причинами. Пример? Восстановление народного хозяйства после войны – и карточки до тех пор, пока продуктов не будет хватать всем. А не восстанавливать его, а людям только сказать: “А вы пока потерпите!» А уж если бы у нас были такие хулиганы, как у вас в Белфасте, то наша милиция совершенно точно не стала бы приглашать их на вечера встречи, куда их ведут под белы руки и где их спрашивают, чего их душенька изволит и чего им не хватает для счастья. У нас сначала их убрали бы с улиц, чтобы они не убивали для забавы местных жителей отвертками. Заставили бы чистить сортиры или шить наволочки (у нас перевоспитывали трудом, не как в Британии, где они сидят весь день в тепле и ничего не делают, но и не как в Америке, где труд заключенных – это прибыльная индустрия, и чем больше людей посадить, тем прибыль больше. У нас им нормально платили за труд, но деньги складывали на сберкнижку: вышел на свободу – получай. Сразу и есть на что начинать новую жизнь…). А пока они этим занимаются, уже начали бы уничтожать и причины, побудившие их встать на этот путь. Глядишь, освободились – а причин уже и нет. А ваши шиннфейновские муси-пуси с хулиганьем…

– Я не состою в Шинн Фейн…

– Ну хорошо, тогда ваши и…

Ойшин закрыл мне рот ладонью. Это было его первое ко мне прикосновение за последние 5 лет, и мне стало не по себе. Неловко и неприятно, что дошло до этого.

– Прости… Нападаю на тебя так, будто все это твоя вина. Я знаю, что ты лично совсем здесь ни при чем. Просто такие вещи можно излить только друзьям – с недругами ведь нет смысла и разговаривать! И поэтому именно друзьям обычно достается на орехи… Мало кто из них понимает, что это я с ними так потому, что доверяю им… Извини… Испортила тебе все купание…

– Ничего, – сказал Ойшин, – Ничего ты не испортила. Ты же объяснила, в чем дело. Вот если бы не объяснила, я бы сам не догадался, честно. Подумал бы, что ты меня просто на дух не выносишь.

– Кто, я? – я растерялась от такой его простой откровенности.

– Да, ты…

– Нет, что ты…

Нам обоим стало неловко, и мы замолчали.

– Может, ты есть хочешь? – спросила я наконец.

– Умираю как хочу! – обрадовался Ойшин.

– Тогда поехали!

Мы довольно быстро добрались до маленького киоска на улице в Пунде – здесь можно было купить местные креольские кушанья и взять их с собой. Я встала в очередь среди антильцев и антильянок, хотя Сонни мне в свое время этого делать ни за что не давал (а тогда здесь было, кажется, намного спокойнее и безопаснее, чем теперь). Ойшин беспомощно разглядывал меню, не зная, что есть что. Он по-прежнему был весь мокрый, хотя я предлагала ему переодеться после купанья. Антильцы поглядывали на нас с озорным понимающим блеском в глазах – видно, решили, что это я зачем-то столкнула его в воду!

– Стоба ди кабриту, пор фабор, – сказала я, на секунду позабыв совет Донала.

– О, сеньорита знает папиаменту ? – обрадовался продавец. – Сеньорита из Венесуэлы? Или доминикана?

Пришлось мотать головой и поскорее рассчитываться. Язык уж точно до Киева доведет. А может, даже и до Тбилиси…

– Ммм.. Вкусно!- похвалил Ойшин, который не удержался и начал есть еще по дороге. – Это что?

– Лучше я тебе потом скажу, когда сьешь…

Пластмассовая вилка застыла у него во рту.

– Что, лягушка какая-нибудь? Или собака? Или ящерица?

– Ну, зачем такие крайности? – засмеялась я, – Это просто тушеная козлятина!

*****

Воскресенье прошло незаметно, и вот уже наступил мой первый рабочий день.

Оказалось, что весь офис Тырунеш состоит только из нее и из ее антильской секретарши – Марилены. Но мне это было даже по душе. «Меньше народу – больше кислороду».

– Никогда в жизни не думала, что буду заниматься пиаром американской армии! – пошутила я немного нервно. Хотя это была не шутка. И вместо слова «армия» мне очень хотелось употребить слово «военщина». Только я не нашла его- ни в английском, ни в голландском языках…

– Я тоже никогда не думала!- охотно отозвалась Тырунеш. – Сейчас не время и не место тебе рассказывать (ничего, что я на «ты»?), но в выходные приходите к нам вместе с мужем в гости, и тогда обо всем поговорим, хорошо? И об этом тоже. А пока вот, посмотри… Это тебе образец того, чем мы тут занимаемся. Хотя и не слишком удачный, надо сказать…

Я взяла в руки протянутый ею листок бумаги и прочла:

«Передовой пункт базирования американских ВВС на Кюрасао жертвует два автобуса и один грузовик местным организациям, которые согласились принять их подарок. Эти транспортные средства будут использоваться для обеспечения потребностей обучения и в целях повышения благосостояния и морали…»

Грузовик и два автобуса для повышения морали? Я вопросительно подняла брови. До такого даже мои корейские друзья не додумались бы. Да им это и не надо – у них с моралью и без американского грузовика все в порядке!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее