Пол качнулся подо мной. Единственное, что удерживало меня в вертикальном положении — рука Вайнмонта у меня на талии. Он был тюрьмой из плоти и крови. Моей собственной клеткой.
Незнакомец — Чарльз — отпустил меня и прошептал что-то женщине рядом с ним на ухо. Она нахмурилась, глядя на меня, оценивая критическим взглядом с ног до головы, ее маска ярко-малинового цвета превратила ее в злобное существо.
Оркестр заиграл какую-то изысканную мелодию, такую, какие пишут для оперы или симфонического оркестра, но не для подобного бала. Она настолько не вписывалась сюда, что мне хотелось рассмеяться. Я подавила свой смешок и отвернулась от малиновой суки.
Я проигнорировала бесценные полотна, украшающие стены, и красивый орнамент двери, и гобелены. Вместо того, чтобы позволить великолепию дома успокоить меня, я всматривалась в скрытые масками лица, многие из которых теперь пялились на меня в ответ, так как прошла молва, что я — Приобретение, что бы это ни значило. Я была настолько редкой? Сколько Приобретений здесь побывало?
Хоть свет озарял каждую поверхность и рассыпался по ярким стенам и полированному полу, я была в ночном кошмаре. Дом был всего лишь позолочен — золото скрывало гнилую сердцевину. Меня окружали упыри, где каждый хотел полакомиться кусочком моей плоти. Блеск и гламур абсолютно не скрывали их истинной сущности. Даже маски не могли сделать это.
Быстрый ритм моего сердца резонировал в ушах, заглушая даже мягкое звучание инструментов. Вайнмонт не остановился, не сказал ни слова, только продолжил двигаться. Двигаться к тому, что для меня оставалось неизвестностью. Мы прошли через ряд широких дверей и вошли в бальный зал. Пол из светлого дуба сверкал, как и все остальное в этом порочном поместье.
В центре стояла большая платформа, возвышающаяся над головами пришедших. Круглая форма и цвет золота. Бутафорский дуб был установлен в ее середине, искусственные зеленые массивные листья тянулись к потолку, который был примерно в сорока футах над нами (прим. перев.: двенадцать метров).
Вайнмонт провел меня через толпу, приближаясь к дереву. Мне хотелось врезаться каблуками в пол, остановить его решительный рывок вперед. Толку не было. Чем ближе мы подходили к платформе, тем громче мой инстинкт кричал мне бежать. Что-то металлическое, тянущееся вдоль ствола, привлекло мое внимание, и колени почти подвели. Три пары серебряных кандалов свисали с ветвей дерева над нашими головами.
— Нет.
Я оттолкнулась от Вайнмонта.
— Успокойся, — он изменил курс и повел меня вокруг дерева, приближаясь к оркестру.
Еще одна платформа была установлена в дальнем конце комнаты, возле больших окон от пола до потолка. На ней стояло трое мужчин, перед каждым находился столик высотой до колен. Ни на одном из них не было рубашки. Каждая обнаженная мышца их тел была покрыта татуировками — голых женщин, черепов, трайблов, даже цветов. Один из них, в маске Гоблина, казалось, нашел меня и Вайнмонта в толпе.
— Он пялится на нас, — сказала я. — Гоблин, вон там.
— Все пялятся на нас.
Вайнмонт подвел меня к Гоблину. Я не хотела идти, но и не хотела пятиться от него, чтобы не подходить к дереву. Мы остановились посередине, между двумя платформами, но слишком близко к дереву, к моему огорчению.
Оркестр внезапно умолк, и зал полностью поглотила тишина. Все маски повернулись к платформе, на которой стоял мужчина с распростертыми руками, держа в одной из них микрофон. Кто-то работал наверху, направив освещение на очевидную звезду шоу. Его маска напоминала узор из дубовых листьев, таких же, которые венчали верхушку дерева на платформе.
— Добро пожаловать на двадцать пятый бал Приобретений! — прокричал он в микрофон.
Толпа ответила ликованием, и все зааплодировали, словно на открытии скачек в Кентукки.
После оглушительного взрыва оваций мужчина поднял руки, чтобы унять толпу.
— В этом году у нас прекрасная тройка конкурентов. — Он обвел взглядом толпу под ним, явно создавая шоу. — Хотя не такие невероятные, как в год победы моего Приобретения. Перед вами победитель Кэл Оукмэн!
По залу, полному хищников, пронесся смех. Вайнмонт не хлопал и не смеялся, всего лишь стоял рядом со мной. Напряжение было выгравировано в его осанке, так же, как и страх в моей.
— Для меня стало честью быть вашим Сувереном на протяжении последних десяти лет, и я с удовольствием могу сказать, что трое перворожденных, избранных для Приобретения в этом году, пополнят наследие Суверенов, которое я оставлю позади. Теперь, без дальнейших разглагольствований, давайте представим семьи Приобретений.
Толпа снова заревела.
Перворожденные для Приобретения были
— Первый. Роберт Иглтон. Поднимайся, Боб, и покажи нам, что ты привел с собой!