Советник президента

- Нет, неправильно. Валечка, давно пора сообразить: вы с Игнатием сами по себе – административный ресурс. Но я вас учить зарабатывать деньги не буду. Думайте сами. И тебя не буду, - повернулся он к юмористу. Юморист сделал свою знаменитую глупую гримасу, принесшую ему славу на сцене. Надо отметить, что в чем-то Валентина была очень умной и расчетливой женщиной. Не было ей равных в борьбе с нерадивой уборщицей или неаккуратным дворником, она умела прекрасно преподнести своего старика, пропихивая его в газеты и на телевидение по всяким надуманным информационным поводам и даже без повода. Но чего-то она все-таки не понимала. Не врубалась, так сказать. В принципе, она не врубалась в экономические реальности сегодняшнего дня, не понимала, на чем и как люди делают деньги, как высокие знакомства перевести не в номенклатурные блага, которым в принципе грош цена, а в звонкую монету. Все ее представления о роскоши базировались на унылых представлениях советского периода: черная машина, казенная дача, распределители там всякие, поликлиники, куда «население» не пускают. Между тем, государственные люди давно уже перестали все это ценить. Они ворочали миллионами, и что такое на фоне миллионов эти жалкие номенклатурные излишества! Валентина, например, не знала, что каждый раз после избрания нового состава Думы депутаты массово отказывались от казенных машин (зачем им казенная, если есть свой шестисотый «мерседес» с водителем), зато писали заявления на установку «мигалки» и так называемых федеральных номеров на личные авто. На казенных дачах поселяли дальних родственников, а сами продолжали жить в собственных особняках в элитных поселках на Рублево-Успенском шоссе. Многие за свой счет делали дорогущий ремонт думских кабинетов на Охотном ряду – привыкли существовать в роскоши, что тут поделаешь.

То ли из-за того, что она была женой пожилого безнадежного мужа, то ли по той причине, что общалась прежде в основном с прекраснодушными демократами, видевшими жизнь сквозь узкую призму шестидесятнических ценностей, но она плохо врубалась в реалии сегодняшнего дня. Она чутко отличала «бардовскую песню» от «попсы», «левую» прессу от «демократической». Но не могла понять, почему собственник телеканала имеет больше прав, чем весь коллектив его сотрудников вместе взятых. Она не знала, что такое откат, не могла отличить прибыль от дохода, и даже приблизительно не представляла, как может колебаться стоимость жилья в зависимости от категории дома, а уж разобраться в тарифных планах мобильной связи вообще было ей не под силу. Будь она женщиной современной, она бы заметила, например, что на всех без исключения чиновниках (кроме Игнатия, разумеется), пришедших в гости к Ивану Харитоньевичу, были костюмчики не за одну тысячу долларов, не говоря о часах, перстнях, запонках и прочих аксессуарах. Я уж умолчу о нарядах, в которые были одеты дамы. Это были фигуристые, ухоженные, загорелые женщины, весь день у них был расписан между посещениями фитнес-клуба, солярия, массажистов, гигиенистов, визажистов, сами понимаете - педикюры-манюкиры, лечение волос, борьба с проблемной кожей и так далее…

Увы, всего этого Валентина не замечала. Валентина была женщиной другого сорта. Ее день был занят мелкими интригами и беготней по делам Игнатия, который давно уже потерял способность к самостоятельной деятельности. С точки зрения светских львиц одета она была чудовищно. Она была абсолютно чужеродна в их кругу. И пригласили ее сюда – в это пахнущее прекрасными духами, давно идейно и коммерчески сплоченное общество, скорей всего, по единственной причине: ее муж был советник президента. А это не хухры-мухры. Даже влиятельнейший умнейший Иван Харитоньевич формально имел совсем иной статус, на кремлевской лестнице он стоял ниже. И, наконец, так же как в каждом блатном лужковском доме должен по разнарядке проживать один юморист, один портретист, один нефтяник и один представитель федеральной власти, так и на любой приличной вечеринке тоже должен быть определенный ассортимент гостей. На этой вечеринке Игнатий был хоть и тусклой, но совершенно необходимой красочкой. Бедная, бедная Валентина. А что же она будет делать, когда Игнатий отбросит коньки или когда его снимут с работы? Валентина точно знала, что последнего она не допустит, пока сама жива. Потому что если его снимут – то как тогда жить? Хотя…

Дома Валентина долго мрачно ходила из угла в угол. Возлежавший на диване перед телевизором Игнатий понимал, что ничего хорошего это не сулит. С минуты на минуту она взорвется. Маша сидела поперек кресла и поглощала очередной бутерброд. У ее ног на ковре лежала Джульетта, положив голову на вытянутые вперед лапы. По телевизору показывали голову президента, докладывающую об очередных смелых законодательных инициативах. Разумеется, со своим советником он и не думал посоветоваться, прежде чем о них объявлять.

- Игнатий, - наконец сказала Валентина таким тоном, что тот вздрогнул. – Скажи, Игнатий, когда ты у нас будешь зарабатывать деньги?