Советница Его Темнейшества

— Тихо-тихо, Лика, послушай, я не жесток, как можно подумать. Я просто знаю чуть больше. Я наблюдал за тобой после битвы со жрецами Мортара, глаз не сводил. И постоянно просил тебя то лунный меч показать, то твои изумительные перламутровые крылья, то «око сердца» применить или еще какие ваши лунные фокусы. Помнишь? И по моим наблюдениям, твоя магия сельо не ослабела. Так ведь?

— При чем здесь это? — я слабо пыталась вырваться, но легче убить адепта Смерти, чем разжать стальные объятия темного мага, захватившего добычу.

— Алиан говорил мне: луна светит отраженным светом. Понимаешь? Ваша магия — отражение сил в нашем мире, она сильна, если ярок Свет. Если владыка Света мертв, то твоя магия должна была отреагировать, ослабеть. Ты что-нибудь подобное чувствуешь?

Слезы мгновенно высохли.

— Нет. Мой уровень тот же.

— Значит, есть надежда! Лика, любимая, волшебная моя лунная дева. Я готов отправиться обратно в горы Смерти, чтобы проверить мою догадку. Но обещай мне не разрывать наш договор, пока я не вернусь.

— Мы идем вместе!

— Я возьму тебя, только если ты меня поцелуешь.

Вымогатель.

— Нет. Я поцелую тебя, если… если мы найдем его.

— Тогда три поцелуя, — заявило его наглейшество.

* * *

Проводником в горах Смерти стал Шурш. Он чудовищно изменился за эти сутки, повзрослел. А еще недавно щенячий взгляд стал умудренным, как и полагается таким древним существам, как драконы Смерти. Мама говорила: они такими становятся, когда возвращается память о прошлых воплощениях.

«Еще бы тебе не повзрослеть после такого пиршества», — вздохнула я. Некому теперь будет воровать простыни у Кикируси, дразнить горгулий и летать наперегонки с грифоном: взрослые солидные драконы в такие игрушки не играют.

«Какого пиршества, хозяйка? Мы ни одной души не попробовали на вкус. У тех, кто там сражался, кроме вас, ни у кого больше не было души. Пустые оболочки тел».

«А папина душа?» — с замиранием спросила я.

«Сама увидишь. Только… близко не подходите. Нельзя».

Шурш перенес нас с Дьяром не в зал с печатью, а в разрушенную пещеру, где я билась с дозревшей в коконе Вайрой. После обрушения стены пещера стала чем-то вроде галереи: ее треснувший пол находился на половине высоты ритуального зала.

«Осторожно, хозяйка, здесь все очень зыбко. Любое неосторожное движение, и обе пещеры будут погребены, — предупредил дракон. — И молчите. Иначе все можете погубить. Ни звука».

Счастье, что нам с Дьяром не нужны были факелы, чтобы видеть под землей в кромешном мраке. Впрочем, внизу, там, где была печать, что-то слабо светилось. Рухнувшие и покосившиеся колонны закрывали обзор, и нам пришлось перелететь на обломок колонны.

— Не раскрывай крылья, я перенесу нас, — шепнул Дьяр, крепко обняв меня. Надежно. Из такого мягкого, но прочного захвата и не вырваться.

Впрочем, я мгновенно забыла о пункте договора по нераспусканию темнейших конечностей. Открывшееся нам зрелище потрясло меня.

Печать выглядела совершенно целой, но вот руны и узоры на ней были совсем другие. Они сплетались в искусный ковер и слабо светились каким-то нежным предрассветным светом. А в центре руны сплетались и выглядели объемным контуром тела — словно сеть, накинутая на лежавшего, раскинув руки, невидимку. Но под сетью было пусто, лишь в самом центре поблескивал воткнутый в камень кинжал — как будто им было пронзено сердце невидимки. Или… черное сердце Вайры?

А потом я разглядела три фигуры вязальщиц, трудившихся над светящимся плетением, — кастеляншу Академии мадам Кикерис, мою (и мамину) няню Рагану и еще одну, неуловимо похожую на первых двух, старушку в кокетливой шляпке. Все три вязальщицы тянули нити из одного клубка, который держала в руках заплаканная Берра — глава стражниц из маминого дворца.

«Ох, Шурш! Что тут происходит?» — мысленно ахнула я.

«Древнее таинство, хозяйка. Нельзя мешать».

«Но что тут делает Берра? Почему она?»

Моя няня Рагана вдруг улыбнулась, подняла на нас глаза.

— А потому, девочка моя, что давно уже любит она твоего отца самой чистой и светлой любовью. Только такая и может вытащить его с того света по тонюсенькой ниточке. Если сплетет свое сердце с его сердцем, свою жизнь — с его жизнью, до капельки, без остаточка.

— А кинжал Ошсах зачем?

«Меня зовут Сиен, госпожа, — вдруг коснулся моего сознания еще один голос. — Помните меня? Мы теперь служим господину Алиану. Мой брат — на той стороне, а я — на этой, но мы связаны, мы — близнецы, душой и магией неразрывны. И наш новый господин создал мост, по которому сможет вернуться в мир живых. Только… мы возьмем его силу, сельо. Это плата».

Ничего. У Сатарфа тоже брали все до капли, но он остался жив и восстанавливается. И папа вернет былую мощь, я в него верю.

— Лишь бы он был жив, — прошептала я.

— Будет! — разлепила губы Берра и, не выпуская клубка, смахнула слезу.

С ума сойти. В горах Смерти творилась магия жизни. Такая магия, о которой я, ученица уже двух школ — лунной и темной, и не знала ничего, и не слышала. Истинная магия любви. Слышишь, богиня?